На въезде схватились два медных мужика на постаменте, в кольце их торсов — знаменитая мечеть Селима. Она красовалась в перспективе, завершая проспект высокими минаретами.
Минареты придвинулись к мечети вплотную, и казалось, будто купол взят под стражу.
Жизнь города шла на пятачке подле мечети, которая падала в небо с холма.
Я поднялся по широкой лестнице. Фонтаны, цветники. Дети бегают по траве, на газонах “взрослый” пикник. Вдоль мраморных ступеней торгуют водой и фруктами; сувениры. Я сел на лавку и стал вглядываться в лица молодых женщин. Заметил Синана — зодчий в расшитом халате, с окладистой бородой а-ля Моисей Микеланджело. “Гордость нации”, официальная версия.
Рядом, чуть ниже, другая мечеть: знаменитая Уч Шерефели, или Трех балконов. Впервые три балкона на один минарет в исламской архитектуре нанизали именно здесь.
Центральный купол лежит на столбах, два из которых стоят посреди мечети. Арки между секторами укреплены толстыми балками.
Между секторами на потолке образуются треугольные объемы. Видно, что старый мастер не знает, куда и как их спрятать.
Что делает Синан через сто лет? Он сдвигает “чашки” малых куполов к центральному своду.
И объединяет сектора в единое пространство.
78
В мечети Селима было пусто и тихо. Сквозь фабричные ячеистые окна струился вечерний бархатный свет. Печальный, умиротворяющий.
Под куполом в центре стоял невысокий помост на колоннах. Под помостом лежали коврики и журчал фонтан.
Я взял кружку на цепочке.
Вода ледяная, пахнет ржавчиной и персиками.
На одной из колонн каменщик вырезал тюльпан вниз бутоном. По легенде выходило, что место, где сын Сулеймана Селим решил строить мечеть, принадлежало богатой вдове. Бабка разводила на холме тюльпаны и не желала уступать землю. После долгих торгов она все же продала участок, запросив неслыханную сумму. Деньги уплатили, но старая ведьма поставила еще одно условие. Чтобы архитектор изобразил в мечети знак того, что здесь росли ее тюльпаны.
Условие приняли, и просьба была выполнена. Но чтобы насолить старухе хоть в чем-то, Синан приказал вырезать тюльпан вверх ногами.
Я потрогал рельеф: шрифт Брайля, за пять веков камень оплыл, замаслился. Такой мрамор хотелось гладить снова и снова. Шелковый, как кожа за ухом девушки.
Я вышел на воздух. Во дворе рабочие месили цемент, и бородатый старец с увесистыми четками давал им указания. Я подошел, представился. “Галип”, — одобряюще кивнул старик.