Новый Мир ( № 6 2006)

Последний раз он поменял цель пару лет тому назад, когда слегка видоизменил род своих занятий, что очень не одобрил его дедушка Питер ван Бейлис-старший. “Ах, Питер, малыш Питер, — ворчал дедушка, — для этого ли существует наша семья? За последний месяц ты не нарисовал ни одного орнамента. А ведь уже триста лет все мужчины в нашей семье рисовали только кобальтовые завитки. Что же теперь будет? Ведь ты подавал такие надежды!” А Питер ван Бейлис-средний, соответственно отец Питера-младшего, потрясая кипой его детских рисунков, добавлял с укоризною: “Как мог ты поступить так с нами, Пити-поросенок! Всего один год до окончания… Ты же был лучшим студентом. Я уже приготовил рамку для твоего портрета на стене изразцов, ты был бы десятым Питером ван Бейлисом в этой галерее!” Причитания ван Бейлисов-старших связаны были с тем, что Питер неожиданно для семьи перестал посещать занятия в Амстердамской школе изразцов. Прекратил покрывать квадратные метры картона и изразцовых плиток разветвленными узорами, увлекся рисованием портретов, а в последнее время вообще переключился на жанровые сценки. Ах, как многообразна была жизнь за границей канона! И ах как страшно было оказаться на свободе. И Питер, отказавшись от эстетики тюльпана, составлявшей основу семейной темы, сам наложил некоторые ограничения на свое творчество. Постепенно он даже сформулировал Канон Питера: “Единство места, материала и размера”. Это означало, что он рисовал только сценки в интерьере (на фоне непременной изразцовой печки), только на керамических плитках, а все плитки были одного размера, 33ґ33.

Как автор и единственный “исполнитель” этого канона, он иногда сталкивался с некоторыми трудностями, но не останавливался ни перед чем. Даже когда он захотел нарисовать рыжекудрую велосипедистку, которая промчалась однажды мимо него, как прекрасный сон, он умудрился поместить ее в интерьер. На картине была нарисована им небольшая комната, дверь которой выходила в цветущий сад. В комнате в кресле-качалке сидела миловидная женщина с раскрытой книгой на коленях. В углу комнаты, куда почти не попадал свет, виднелся кусочек изразцовой облицовки. Женщина повернула голову в сторону двери, а там, в проеме, пронизанная солнечными лучами и от этого полупрозрачная, стояла, держась за руль, велосипедистка. Картина называлась “Прелести спортивной жизни” и предназначалась Питером для спортивно-оздоровительного центра. Впрочем, все свои картины Питер — и это соответствовало истине — скромно называл плитками.