Новый Мир ( № 6 2008)

Светлое и темное обрабатываются отдельно. Отдельно стирается также исподнее Рувима Израилевича; его замачивают, но никогда — по его собственной смущенной просьбе — не кипятят. (“Шелковое-то оно шелковое и действительно от хлорки может расползтись, да все заношенное, перештопанное”, — не одобряет мать.) Впрочем, двое писцов помоложе тоже стесняются, когда приносят во флигель очередной сверток из “Литературной газеты”. “Сочинители! — в тон матери отвечает Дементий Порфирьевич. — Носки дырявые у всех троих. Не нюхали они военной дисциплины”. — “Носки стремительно изнашиваются, Дёма, — вступается мать за писцов, — а новые достать затруднительно”. — “Ты кому это говоришь, Маша? — Дементий, напрягая бицепсы, с видимым наслаждением крутит ручку американского агрегата, и прямой кусок холста, не обметанный по краям, выходит из валиков почти совсем сухим. — Вот русский носок, я его ни на что не променяю!16” — “Писцы носят не сапоги, а ботинки”, — упорствует мать. “По глупости, — заключает комендант спецфилиала Дома творчества. — Ты сообрази, Мария. Сохнет портянка быстрее. Изнашивается меньше. Если сапог великоват, ты даже этого не заметишь. Кожа в ней чувствует себя куда лучше. А в полевых условиях, скажем, ее можно изготовить самостоятельно! Да и боевую рану перевязать, чтобы не истечь пролетарской кровью”.

“Ну, это ваши мужские дела”, — сдается мать и уходит развешивать выжатое белье на длинных, чуть провисающих веревках, пересекающих участок за флигелем на высоте человеческого роста. Белье прикрепляют к веревке с помощью деревянных прищепок с пружинками внутри, которых в хозяйстве несчитано, и мальчику уже удалось стянуть три штуки. А что! Прищепка — изделие нехитрое, но в своем роде совершенное, к тому же похожее в профиль на крокодилью пасть. Двумя прищепками можно изображать бой крокодилов на берегу Нила, а третьей, помещенной в стакан с водой пастью вверх, — мирное земноводное, наблюдающее за схваткой из реки.