Новый Мир ( № 6 2009)

В том, что антология дышит, огромная заслуга Григория Кружкова. Кружков-переводчик — это глубокое понимание разных стилистик, разных проблематик; глубокое чувство поэзии вообще. Это позволяло ему в разное время браться за таких далеких друг от друга авторов, как, например, Джон Донн и Уоллес Стивенс, — и всегда с честью и смелостью разрешать поставленные перед ним задачи. Иные вещи Кружков трактует вольно — вспомним его «пересказы» игровой поэзии, стихотворений Лира, Кэрролла, лимериков. При буквальном переводе таких текстов остроумие гибнет. Но Кружкову будто известна мера вымысла, домысла, приправы, что мы и видим на примере антологии, — при работе над одними стихотворениями он может быть точен, прямо-таки пунктуален («Старатель» Дугласа Данна), другие он берет «на просвет», видя в них прежде всего смысл, суть. В таких стихотворениях — хочется сказать, «в такие моменты» — вместе с Кружковым-переводчиком говорит Кружков-лирик. Переводчик и лирик не придают стихам новых смыслов: они обогащают текст там, где точный перевод его бы обеднил. Это действует порой на уровне оттенка:

 

Вопросительный тон, появившийся в конце, Кружков распространяет на все стихотворение — от чего вопрос не перестает быть риторическим, обходящимся без ответа. Это загадочно-прозрачное стихотворение, исполненное утонченного пантеизма (Бог омывает наши стопы всем — лужами, снегом, паром); подтверждая это, удивление одной части («Что это было за действие — / руки, которых мы не просили, / омывание ног, / он, коленопреклоненный, / и его явленные здесь силы, / отвлеченные, как свет?») переносится в другую: «Сколько нужно веков…»). Целомудрие же концовки, философской, уносящейся к абстракции, — передано риторическим обращением: «Молви, о дева-душа». Словно бы отсылка к знакомому: «Дай ответ. Не дает ответа».

Есть настроение, особенно созвучное Кружкову, — страсть к жизни; и он способен отыскать ее даже в тех стихотворениях, где, казалось бы, ей совсем не место (вспомним «Возвращение» Джона Донна). Так и в новой антологии: к Кружкову, как к магниту, притягиваются стихи, где кипит эта страсть. Это может быть заклинание Дилана Томаса:

 

Не уходи покорно в мрак ночной,

Пусть ярой будет старость под закат:

Гневись, гневись, что гаснет свет земной.

 

Или презрительное описание викторианского кладбища у Дугласа Данна:

 

Тошнотворная вечность,

Могильная хлипкая каша.

Вот они, ваши деньги —

Ржавый пенни, затоптанный в грязь.

<…>

Буквы на мшистых скрижалях,

Имена, потонувшие

В тонком, пушистом ворсе, —

Аукаются и лепечут