Новый Мир ( № 6 2011)

Я тогда больше интересовался нидерландскими художниками XV века, чем древнерусскими памятниками. На остановках ловил рыбу, в деревнях с интересом прислушивался к разговорам Синявского со стариками — о прошлом, о жизни, о вере, с приятным удивлением созерцал жизнь этих местных людей с их традиционным устойчивым бытом, с прочными моральными устоями, с готовностью всегда помочь ближнему. Как будто из Советского Союза мы попали в сохранившийся каким-то чудом обломок старой Руси. Когда у нас ломался мотор, чуть ли не половина мужского населения деревни собиралась вокруг этой чертовой машинки, чтобы привести ее в порядок. Деньги за работу они брать отказывались. Такой же отказ мы получали, когда хотели заплатить за ночлег (обычно на сеновале), за молоко, за скромное угощение. Майя, наученная прошлым опытом, возила с собой фотоаппарат „Момент”, который делал снимок и тут же выдавал карточку. Однажды утром, когда мы спустились с сеновала, перед нами открылось зрелище умилительное. По всей улице на завалинках, скромно потупившись, чинно сидели старухи в черных, очевидно, лучших своих платьях, молодухи в нарядах, некоторые в кокошниках, с детьми, причесанными, помытыми, принаряженными. „Сними их”, — толкнула Майю локтем в бок наша хозяйка. В избах, как правило, на месте прежних иконостасов были приклеены семейные фотографии: молодожены, умершие близкие, бравые солдаты — снимки, присланные из армии. Но Майя была первым фотографом, появившимся в этих местах за много лет».

Евгений Ермолин.Где ночует правда. — «Знамя», 2011, № 4.

Примечательный (и замечательный!) текст о литературоведе, критике, педагоге

Андрее Михайловиче Туркове, — который, между прочим, давным-давно разменял девятый десяток лет и по-прежнему активно работает в литературе.

«Турков — вечный солдат на службе литературе. Верный и стойкий. Только ей отдает он честь. И никому другому.

Диалектический момент тут, однако, в том, что призванность такого, литературного, рода давала в итоге ту меру внутренней свободы, которая была далеко не заурядной в советские времена и которая в любые вообще времена обеспечивала и небанальную жизнь духа, и особого рода независимость от внешних сиюминутных обстоятельств.