Новый мир. № 7, 2003

Будет куст рябиновый пылать,
дань отдав возвышенному слогу…
Дорогие, что вам пожелать —
Ангела-хранителя в дорогу?
За земные тяжкие труды
вы уже рукой коснулись неба.
Вам награда — блеск речной воды
и знакомый вкус ржаного хлеба.

11

Нам с тобою к лицу слабый отсвет любви и страданья.
День подходит к концу, наступает пора увяданья.
Это в келью души открывается тайная дверца…
Здравствуй, тихий закат моего непокорного сердца!
Я не знаю, о чем в небе птицы кричат, улетая,
как листва, на деревьях сквозит красота золотая,
нам ее не понять, мы еще не простились с весною,
и кого мы пленять будем инеем, льдом, белизною?
Нам пора хоронить то, что умерло в юности, в детстве,
кто нас будет винить в незаслуженном, горьком наследстве?
И сережки ольхи тихим светом горят на рассвете.
За былые грехи наши бедные молятся дети.
Вновь сияет луна там, на дне опрокинутой чаши.
От тяжелого сна отдыхают родители наши,
и тоскуют о нас, и лицо закрывают руками,
талым снегом, листвой, испареньями рек, облаками…

Алексей Смирнов Игры на свежем воздухе

Смирнов Алексей Евгеньевич родился в 1946 году. Окончил Московский химико-технологический институт им. Менделеева. Автор книг «Спросит вечер», «Дашти Марго», «Время, полувремя, времена». Печатался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Вопросы литературы» и др. Живет в Москве.

Молоточек

Если спрашивали, моя няня Филипповна никогда не говорила, сколько мне лет, но всегда — который год. Не пять, а шестой, не шесть, а седьмой. Мне это нравилось. Я взрослел в собственных глазах, потому что шестой звучало почти как шесть, седьмой — почти как семь. Тем более, что прибавка одного года начиналась сразу в день рождения. Пятого февраля мне исполнялось шесть лет, а по-няниному уже шел седьмой. Сам я на вопрос о своем возрасте отвечал, как принято: пять так пять, шесть так шесть. В том отсчете времени, который вела Филипповна, чувствовался какой-то подвох. Как будто все было честно, а впечатление создавалось завышенное. Семь лет мне когда еще будет, а я уже целый год хожу в сиянии своего грядущего семилетия. Но были в году два избранных дня, когда мне доставляло тайную радость переходить от своего исчисления времени к няниному. Четвертого февраля я знал твердо, что мне пока пять лет, а пятого наслаждался тем, что пошел седьмой. В этом мнимом перескоке через год, в исчезновении шестерки таился какой-то секрет, пускай лишь словесный, но все же секрет. Дело в том, что завысить мой возраст русский язык позволял, а вот занижать отказывался. Можно сказать: «Мне шесть лет» — или: «Пошел седьмой…» А как выразить то же самое, употребив число пять? «Больше пяти»? Но сколько именно? «За пять»? Так не говорят. «За» относится к десятилетиям: «За сорок, за пятьдесят…» А «пошел такой-то год» применимо в любом возрасте. Няня и про себя говорила: «Да уж шестьдесят седьмой, почитай, пошел…»