Единство разнородного — психологическая, мировоззренческая и эстетическая доминанта картины. Так, нисколько не отказываясь от своих привычных приемов раздражающего воздействия: от повторов, “затянутых” сцен, неестественных интонаций, звуковых помех, когда персонажи на первом плане вынуждены перекрикивать происходящее на втором, от “позорных” и неловких ситуаций, в которые попадают герои, от “ненужных” деталей и странных людей, чья своеобычность порой граничит с уродством, Муратова последовательно всякий раз разрешает диссонанс консонансом. Она не педалирует конфликтную несовместимость, но обнаруживает общее на каком-то другом, более глубоком уровне. Так, принцип соединения в кадре профессиональных и непрофессиональных исполнителей сводится у нее к тому, что даже суперпрофессионалов Муратова рассматривает как частный случай типажности. Просто у кого-то одна выразительная краска, а у кого-то сто, один обладает менее гибкой, другой — более гибкой психофизикой; один реагирует так, другой иначе. Муратову волнует не столько “характер”, который лепят актеры, сколько то, как они это делают; ее завораживает бесконечный протеизм Делиева, кружевная точность Демидовой, гениальная отзывчивость Руслановой. Актерский талант — не инструмент, а предмет увлеченного и пристального разглядывания, как частный случай, как проявление общечеловеческой природы.