Во всяком случае, некоторые прошлые фирменные знаки нашего литературного Интернета выглядят сегодня архаикой. Ну, скажем, когда самовыражение переходит в презентацию себя как представителя “нас, немногих”, которые такие невозможно крутые, интеллектуально продвинутые, “девиантные”, — в данном случае я имею в виду некоторые стилистические ходы в эссе Драгомощенко: “Потом я написал „Безразличие”, которое дал Левкину, но до этого „Безразличие” читал Толя Барзах, который написал, как он мне сказал, „феноменологию дождя”. Я его нежно люблю, не зная, как начать роман, хотя преуспел сегодня вечером с одной знакомой в различного рода начинаниях. <...> Никогда, сука, не звони, когда тебя не просят об этом. Где я буду, когда умру? Задавался ли я этим вопросом? Да. Но когда? После того, как мне удалось плодотворно в подвалах филфака побыть с одной моей знакомой (о ней речь еще впереди), я, бредущий в сломанных сандалиях пешком от университета до площади восстания, сбивший уже много раз оставшиеся мне по наследству ноги — говорил себе: тебя ждет ад. Да. Ад”. Я бы мог привести еще несколько подобных цитат из журнала “В моей жизни”, но лишь — несколько. Это тень, которую отбрасывают достоинства, для меня несомненные, стилистики, представленной журналом.
Я бы сказал, что в десяти выпусках журнала — по большей части нормальная эссеистика — умная, талантливая, живая. Это для меня на самом деле очень много.
И если бы мне нужно было подобрать какое-то краткое определение для характеристики большинства эссе из кузьминского журнала, я бы употребил (как метафору, разумеется) словосочетание “феноменологическая проза”. Там почти нет позиционирования, нет азарта вмешаться, оспорить, перестроить, доказать, настоять и проч., там есть попытка описать жизнь и ее составные. Там люди думают, точнее, проживают свою мысль в эстетическом пространстве. Там — “просто эссе”. Жанр для критического осмысления коварный, обманывающий кажущейся доступностью, домодельностью, так сказать. Это когда мысль — и даже не мысль, а просто констатация некоторых явлений нашей жизни (опыт, как переводится с французского слово “эссе”), — выраженная не бог весть с какой изобразительной силой, вдруг лишает обыкновенное его обыкновенности. Пересказывать мысль такого литературного эссе — это оскоплять ее. Вроде бы эссе — это прежде всего мысль; ее можно сформулировать. Но мысль в эссе — это и еще дыхание того, кто ее произносит, интонация его, проживание им своей мысли.