Новый Мир ( № 7 2008)

Говорит главный редактор издательства “Культурная революция”Игорь Эбаноидзе:“Есть в нем [Ницше], скажем, та актуальность, которая на все времена, и она связана с его опытом одиночества, с тем предельным одиночеством, которое он создает вокруг себя и из которого извлекает уже какие-то познания как мыслитель. То есть его одиночество тоже интегрировано в его мышление. Благодаря этому его личность и его мысль могут служить своеобразной поддержкой всем другим одиночествам. Можно даже сказать, что благодаря его одиночеству каждый уже не до конца одинок. <…> Кроме того, можно говорить об актуальности в связи с тем воздействием, которое он оказал на современную культуру и на самыйmodus vivendiсовременной цивилизации. Он, так сказать, взрыхлил почву, на которой выросло очень много плодов, очень разных, от самых разных течений в искусстве и тенденций в политике до аналитической психологии и экзистенциализма, и многие из них уже отмерли, а почва продолжает плодоносить. И когда я говорю оmodus vivendi,я имею в виду даже вполне житейские вещи: отношение к своей жизни как к эксперименту, готовность жить рискованно, опасно”.

Дмитрий Поль.“Тихий Дон” и историософия Кожинова. — “Наш современник”, 2008, № 1.

“Для Кожинова-историка, как и для Кожинова-литературоведа, на первом месте стояла возможность общения с читателем и лишь на втором — формальное соблюдение научной корректности”.

“Постигая тайны „Тихого Дона”, Кожинов корректировал свое видение истории России. Если в начале 60-х годов, по словам самого Кожинова, его симпатии были

безоговорочно на стороне „белого движения”, то позднее он перешел к более нейтральным оценкам”.

“Одна из важнейших линий „Тихого Дона” — любовная. Проанализировав ее, Кожинов пришел к совершенно неожиданному выводу. Одним из первых в литературоведении — по крайней мере, мы не встречали эту мысль ни у кого до Кожинова — Вадим Валерианович соотнес историю любви Аксиньи и Григория с революцией и крушением прежнего мира. Именно с истории любви начинается переворот общественного бытия, апогеем которого и стала революция”.

“Немаловажно и то, что для Кожинова это „потрясение основ” носит неизбежный характер, и, к слову сказать, кожиновское видение исторического процесса вполне

укладывается в рамки христианского эсхатологического сознания <…>. <…> Любовь Григория и Аксиньи для Кожинова — роковой и непререкаемый знак неблагополучия в мире”.

Григорий Померанц.После крушения последних канонов. — “Искусство кино”, 2007, № 11.