И мы поехали искать подходящий храм для подворья. Но все владыку как-то не вполне устраивало — то церковка крошечная, то домик для причта мизерный, то дворик церковный мал. Так что отложили пока поиски до следующего владыкиного приезда, а он все моего мужа торопит:
— Собирай документы для рукоположения, пиши прошение, вот тебя моя рекомендация, а вот — рекомендация владыки З., он тебя еще по Лавре знает. “Аксиос” — так и сказал, как о тебе от меня услышал.
Уехал владыка наш к себе, но звонит едва ли не каждый день, спрашивает, как движется дело. И вот уже месяца через полтора моего мужа на епархиальный совет вызывают, посылают к епархиальному духовнику, вот-вот рукоположат во диакона.
— Владыка, — позвонил ему мой муж, — а храм-то для вашего подворья мы так и не нашли! Где же благословите меня служить?
— С храмом для подворья нашего еще успеется. А ты служи там, где тебя Господь поставит, — вот так владыка сказал.
И поставил Господь моего мужа служить диаконом в знаменитом мужском монастыре, а через полгода, когда его рукоположили во иерея, — в приходском храме. А вот того самого московского подворья владыкиной славной епархии, из-за которого тогда все это так стремительно и началось, и пошло, и завертелось, и свершилось, до сих пор нет.
Словно корабль донес моего мужа до твердого берега, а сам уплыл, растворившись вдали.
6
Итак, владыка подарил мне собаку. Он заехал к нам в Переделкино неожиданно по дороге из Москвы в свою епархию в сопровождении целой свиты иереев, просидел весь вечер и уже уходя обронил:
— Надо бы вам здесь собачку. Я тебе ее пришлю.
— Собаку? — растерялась я. После смерти нашего водолаза Тартюфа и гибели нескольких великолепных, выкормленных мною до двухлетнего возраста котов на шоссе возле нашего дома, я едва ли не зареклась заводить животных. — А какую?
— Овчарку. Кавказскую овчарку. Наполовину. А наполовину — немецкую. Будет у тебя на улице жить, дом сторожить.
Я вспомнила, как когда-то, гостя у него в епархии, видела там во дворе епархиального управления великолепных кавказских овчарок. Он, заметив мое восхищение, позвал своего келейника, и тот вынес откуда-то чудесного огромного щенка на толстых расползавшихся в разные стороны лапах и поставил передо мной.
— Сколько ему? — спросила я, с удовольствием беря его на руки и ощущая тяжеленький теплый груз.
— Месяц. А какой большой! Не хочешь такого?
— У меня же Тартюф, — объяснила я.