Новый Мир ( № 7 2009)

Разумеется, ничто не получается само - необходима сознательная установка. Я с младых ногтей, еще не зная женщин, восхищался Хемингуэем, который был женат четырежды и крепил со своими бывшими дружбу ветеранов. Если угодно, опять встал я на профессорские котурны, вот вам пример имитационного желания, mimetic desire, по Рене Жирару. (Я мог бы добавить, что Хемингуэй выступал здесь в отцовской роли, которой папа взять на себя не мог, не столько потому, что был мне не родным отцом, а отчимом, сколько потому, что женился ровно один раз - на моей маме - и к моим матримониальным экспериментам относился с недоумением, каковое охотно формулировал: “Не понимаю тебя, Аля... Мы, евреи, не разводимся”.)

Но простого сознания недостаточно. Развод - целое искусство, которым овладеваешь в процессе постепенного самообучения, причем неизбежны срывы, взаимные оскорбления, черный передел собственности и т. п.

Чему я научился довольно быстро, это что, расходясь, желательно поскорее разъехаться и даже широким жестом временно уступить территорию противнику. Покидая первую жену, я оставил квартиру в ее распоряжении на срок, оказавшийся достаточным для того, чтобы там за нее посватался ее второй муж (квартира заодно послужила стартовой площадкой и для выхода замуж иногородней подруги, поселившейся в ней в качестве компаньонки-утешительницы). Сам же ютился в коммуналке у следующей спутницы жизни, в наполовину опустевшем доме, назначенном на слом, бодро перенося бытовые неудобства как оригинальный сюжетный ход, драматизм которого уравновешивался ощущением его временности и тем самым как бы вымышленности. (Тут я опять не удержался и кратко напомнил аспирантке о балансе остранений и мотивировок в повествовательных структурах.)

Когда несколько лет спустя пришло время расставаться и с этой спутницей, давно получившей за свою комнату в коммуналке отдельную квартиру, но предпочитавшей жить в моей, я, после продолжительных, но бесплодных усилий по тактичному ее оттуда выкуриванию, на все лето уехал с очередной пассией в далекую глушь, где мы катались под парусом по озеру, спали на продуваемом ветрами чердаке под полуразобранной крышей (сама изба была полна тараканов) и почти не вспоминали о Москве. Вернувшись, я нашел квартиру свободной от постоя, практически без следов постороннего пребывания.