Написать, да и просто сказать новое трудно. За последние пять тысяч лет почти все уже было сказано. Лишь изредка нам, карликам, стоящим на плечах гигантов, удается слегка усовершенствовать или хотя бы приспособить для своих целей чужие речи. Обычно – путем сознательной или бессознательной выдачи за новое основательно забытого старого. Поэтому к восхищению удачно сказанным всегда примешивается досада, что сказано оно не тобой.
Бродя однажды по Гуглу, я наткнулся на фразу:
“- За то, что вы прочли всего Золя, вам можно простить, что вы написали всего Быкова”.
Я пришел в полный восторг, лишь слегка отравленный завистью к опередившему меня нахалу, но, пойдя по ссылке, обнаружил, что восхитившая меня хохма – моя собственная и, более того, что на всеобщее обозрение она великодушно вынесена самим Быковым:
“- Посмотрите, сколько написал Золя. Это мой любимый автор, я читал всю его прозу и почти всю публицистику – о чём изящно сказал филолог Жолковский: “За то, что вы прочли всего Золя, вам можно простить, что вы написали всего Быкова””.
Это отчасти объяснило мой изначально вполне бескорыстный восторг – я, сам того не подозревая, узнал себя. А потом вспомнил и в какой связи и в каком кафе (“Ист буфет”) была подана реплика.
С тех пор, к моему тщеславному удовольствию, она замелькала в Сети, а недавно получила высшее признание – была в одном блоге приписана не мне, а настоящему писателю (как это бывает с циклизацией анекдотов вокруг фигур Александра Македонского, Пушкина, Есенина и др.):
“Встретились как-то писатели Быков и Прилепин, и зашел у них разговор об Эмиле Золя.
- Прочитать всего Золя невозможно! - сказал Прилепин.
- Да нет, почему же, возможно, - возразил Быков. - Я прочитал всего Золя.
- Вы прочитали всего Золя? Не может этого быть! - удивился Прилепин.
- Да. Я правда прочитал всего Золя. Вдоль и поперек, - ответил Быков.
- Дмитрий, если вы действительно прочитали всего Золя, то вам можно простить, что вы написали всего Быкова, - сказал Захар”.
За чем следовал коммент всегда кристального Быкова:
“Это был не Прилепин, а Жолковский”.
Над своей было пропавшей втуне, но теперь сделавшейся литературным фактом репликой я задумался, как привык задумываться над художественными текстами, стал в нее вслушиваться, пытаться ее анализировать, и вскоре у меня забрезжило ощущение, что где-то я что-то такое уже читал и, значит, моим это mot является никак не на сто процентов.
Следы привели к великому афористу Юрию Олеше.