Новый Мир ( № 7 2010)

Февральская завьюженная Россия с занесенными снегом деревнями и дорогами, со станционными смотрителями, у которых всегда нет лошадей; с запахом ульев и воска в деревенских сенях, со свечами и керосиновыми лампами, с прикрытыми салфеткой телерадиоприемниками, где по первому каналу — новости про автомобильный завод в Жигулях, трансляция богослужений — по второму и «озорной перепляс» — на третьем развлекательном, с автоматом Калашникова на стене; с уездным протирающим пенсне доктором Платоном Ильичом Гариным, которому вместе с нанятым возницей Козьмой нужно преодолеть бесконечные семнадцать верст до села Долгое, где свирепствует страшная эпидемия, — новая повесть Сорокина, представляющая, кажется, все вариации мотивов метели из русской классической литературы — от Пушкина до Чехова, Толстого, Булгакова, завершается в финале уже чисто сорокинским явлением новых хозяев (де-факто) русской земли — китайцев. В отличие от предыдущих повестей («День опричника» и «Сахарный кремль» — см. «Библиографические листки» в № 1, 2007, и

№ 11, 2008), своеобразных антиутопий, написанных отчасти с публицистическим напором, повествование «Метели» сориентировано на создание метафоры (если не философогемы) ментальности русской истории[1].

 

Ольга Сульчинская.Апрельский ангел. Стихи. М., «Арт Хаус медиа», 2010, 112 стр., 650 экз.

Книга стихов, которая, по мнению издателя, поможет более полно представить поэзию московской поэтессы Ольги Сульчинской, уже достаточно известной по журнальным публикациям, но впервые выходящей к читателю с таким развернутым текстом. Одно из определений специфики ее дара содержится в предисловии Бахыта Кенжеева: «Стихи, давшие название книге („Апрельский ангел”), читаются как благодарное посвящение Ходасевичу. Нет, Ольгу Сульчинскую не назовешь его ученицей — в поэзии она куда теплее, повседневность не вызывает у нее такого гневного отторжения, как у Владислава Фелициановича, и по строкам ее стихов гуляют добрые симпатичные звери, то есть существа, заведомо чуждые трагических построений». «Я царь. Живу один. Земля моя пуста. / Я также телепат. Я шлю свои эдикты / Реке и зарослям прибрежного куста. / Куст отвечает вслух. Он говорит: „Иди ты…” // И я иду. Вокруг — безлюдные поля. / Чужие города горят на горизонте. / Я царь, иду один, пуста моя земля, / Но я не одинок: со мной мой шарф и зонтик. // И мой Господь со мной. И Он не одинок! / Я смертен — и Ему я помогу немного, / Но я сегодня с ним. Как зонтик, как сурок. / Я, царь, иду за Ним. Легка моя дорога».