Сценарист Скотт Козар акцентирует телесность пролетария, и это правильно, ведь архетип “слесарь” целиком принадлежит сфере материального (производства). Особенность слесаря в том, что он весь — здесь и сейчас, на расстоянии вытянутой руки, осязаем, никакого метафизического остатка. Случай рабочего Резника зауряден, типичен: вот уже год парень не спит и худеет, худеет и не спит. “Будешь худеть дальше — исчезнешь вовсе!” — почему-то одними и теми же словами предупреждают его обе подружки. А вот единоличное наблюдение Стиви: “Ты выглядишь дерьмово и ведешь себя как псих!” Тревор регулярно взвешивается, результаты катастрофичны. Обеспокоился даже начальник цеха: “Резник, ты уже весь как сухая какашка. А к доктору не хочешь?”
Авторы предъявили набор характеристик классического пролетария — измученного работой, нервного, вымирающего на глазах. Гротеск, но целиком в рамках пролетарской мифологии. “Работать, мартышки! — неистовствует мастер участка. — Глаза на работу, а не в собственную задницу!” Да, ровно так, заостренно, изображался индустриальный труд в раннесоветских кинокартинах и книжках. Впрочем, на досуге Тревор читает известный роман “Идиот”, а внешность Тревора безусловно отсылает к образу князя Мышкина. Беспокойный слесарь с жидкой бородкой, истерик. Пролетарий в параметрах архискверного Достоевского.
(4)
В 1994 году, сразу после выхода “Увлечений” Киры Муратовой, редакция журнала “Искусство кино” отправила меня за интервью к феерически дебютировавшей в фильме Ренате Литвиновой. Полтора часа новоявленная звезда экрана мило и доверительно беседовала со мной под диктофон. Не помню ни вопросов, ни ответов, в памяти отложилась только преамбула. Едва поздоровавшись, Литвинова внимательно вгляделась в мое лицо и неожиданно произнесла: “Знаете, у вас очень хорошая кожа. Такая замечательная кожа”. Заметив мое недоумение, уточнила: “Я к этому очень чувствительна. Это важно”.