Дмитрий Быков.
Черный человек Прилепина. Писатель рискнул и выиграл. — “Новая газета”, 2011, № 56, 27 мая“После „Черной обезьяны” Прилепин перешел для меня из разряда хороших писателей, — которых много, — в разряд больших, умеющих не просто расти (это у нас случается), а изобретать (это во всем мире редкость). Написать две разные книги — не шутка, хотя по нынешним временам и это подвиг. Но предложить не только новый материал или манеру, а новый способ строить повествование — заслуга куда более серьезная. Прилепину пошло на пользу заочное общение с Леонидом Леоновым, биографию которого он опубликовал в серии ЖЗЛ. Это влияние не на стилистическом — тут, слава богу, все свое, — но на мировоззренческом уровне: прилепинский ранний оптимизм относительно человеческой природы уступил место зрелому скепсису, леоновским опасениям насчет неминуемой деградации человечества. Ведь прилепинская „Черная обезьяна” — возвращение к пещерной архаике, шаг на низшую ступень эволюции, — пришла из самых мрачных пророчеств, рассыпанных по „Пирамиде” и „Скутаревскому”. А композиция — самая сильная сторона нового романа — отсылает к „Дороге на океан”, где разные пласты повествования связаны нелинейно и на первый взгляд алогично”.
Вечно неудовлетворенный кромсатель.
Прозаик Олег Зайончковский о нестреляющих ружьях, приблудных смыслах и нехватке стилистов. Беседу вела Дарья Данилова. — “НГ Ex libris”, 2011, 2 июня.Говорит
Олег Зайончковский:“Я действительно избегаю любой досказанности — иногда осознанно, а чаще инстинктивно, из опасения уйти из области ощущений в область умственных смыслов. По моему представлению, последняя — что-то вроде долины смерти, попав в которую художество неизбежно гибнет. Да, ружье не выстреливает, но может выстрелить, и этого для меня достаточно. Я не рассказываю истории, а только обозначаю их возможность. С читателем я делюсь не историями и не продуктом своего ума, а чистой эмоцией, впечатлением, часто смутным, как послевкусие сна, только переложенным в более или менее узнаваемые образы”.