Новый Мир ( № 9 2007)

Кошачий уют

Куллэ Виктор Альфредович родился в 1962 году на Урале. Поэт, переводчик, комментатор собрания сочинений Иосифа Бродского. Лауреат премии нашего журнала за 2006 год.

*        *

  *

Памяти Анатолия Кобенкова.

Под крылом самолета о чем-то поет,

и в предсердии что-то сбоит.

В кои веки, хотя и тяжел на подъем,

окунаюсь в заоблачный быт,

в изнурительный праздник неделю подряд,

где нельзя упускать мелочей.

Да и мне ли не знать, каково оно, брат,

терпеливым лицом помягчев,

отрешенно прислушаться: как там внутри —

и с улыбкой вернуться назад.

Ты советовал, Толя: поменьше кури.

Получилось неправильно, брат.

Все неправильно, Толя. Ломая судьбу,

не всегда получается — вверх…

Привезенный с Байкала цветущий бамбук,

как и ты, не прижился в Москве.

 

*        *

  *

dir/

Рожденный сказку сделать болью —

беспомощен перед судьбою.

Он курит с горечью во рту.

И пот течет по животу.

И смертный ужас затекает

поверх тетрадного листа,

когда столица затихает —

холодноока и пуста.

Он слепнет от прямого света,

но сокрушается порой,

что предсказуем, как газета,

и мертв, как вечное перо.

И тут — достаточно вранья —

онплавно переходит вя.

Я наблюдает отстраненно,

как застекольная страна

перенатянутой струною

рождает звук, похожий на

безмолвье после карнавала,

которым тешилась душа.

Взрывоопасное начало

11-й ДДШ.

Почуяв приближенье тьмы,

япрячется в суммарноммы.

Мы — дети страшных зим России;

мы — дети страшных зон России.

И значит — всякая весна

самодовольна и грязна.

Весна бесстыдно обнажает

пласты давнишнего дерьма.

Весной свисает с крыши ржавой

сосулек смертных бахрома —

и в темечко живое целит.

Весною повышают ценник;

и даже девушки дают

отнюдь не тем, с кем вместе пьют, —

но тем, кто при бабле. Весною

торгуют клюквой развесною.

И налетевшие грачи

прожорливее саранчи.

Рожденные в года бухие

в нечеловеческой махине,

прицельно сплевывая в грязь,

мы помним грозное вчерась.

Мы видим грязное сегодня,

как переросток-второгодник —

кишенье шумной малышни.

Они талантливы, смешны

и трогательно верят в завтра.

Забыв о точке замерзанья.

 

*        *

  *

Все как у взрослых, то есть как в Европе.

Расслабься и по Невскому пройдись.

Надеялся ли вдумчивый Еропкин,

что здесь и вправду станет парадиз?

Воздай респект устроенным фасадам,

на праздничные вывески позырь…

Мне боязно, что под неловким взглядом

все лопнет, словно радужный пузырь, —

и обнажится беспощадный, жалкий,

прекрасный лик Истории самой,

где Шостакович тушит зажигалки,

еще не дописав своей Седьмой.

 

 

*        *

  *

У юности легкоголовой

был странный закон ремесла:

сколь ты ни успешлив и ловок,

но тяжесть на сердце росла.