Новый Мир ( № 9 2008)

Теперь, кажется, ясно, какую вещь на Волхонке я взял бы, если бы вдруг представилась возможность. Мне, наверное, не поверят. Скажут: потащил бы бюро (внутрь, правда, запихав портфельчик). И все-таки, поочередно вычеркивая с болью все, что там было, я не могу вычеркнуть портфель. Не только потому, что это дедов талисман, как я теперь догадался. Спутник его побед, тот, кто всегда на плаву. Но потому, что и в

моей жизни он многое значил. Все, что было в доме — и в наших комнатах, и в ненаших (которые тоже наши), — воспринималось как фон.

И мебель, и безделушки на ней оставались привычными. Иначе я не открутил бы шею у чернильницы-перепелки. Не выломал бы у слонов черного дерева восхитительно белые бивни. Не использовал бы канделябры для исследования процессов горения, пачкая воском и сажей обиженный лоб Беккера. Не отколупывал бы меланхолически (и незаметно) амальгаму из-за спины зеркала, которое стояло в коридоре, странно считаясь ничейным, но тоже, разумеется, наше.

Портфель был тайной. Вот в чем причина его владычества надо мной. Оставаясь дома один, я неприлично шарил по всем углам. В чулане, в платяном шкафу, в чреве Беккера, в письменном столе сестры и матери. Стол у них был общий, только ящики сестры не запирались, а к маминым нужен был ключ. Я научился открывать их, нет, не перочинным ножом, а пинцетом. Тем самым, с которого кормил своих квакш. Ну и деньги из маминого стола изымались на схожие нужды. Чего не совершишь для науки!

Портфель я обнаружил случайно. Также случайно открыв нижний ящик комода. Комод я еще не упоминал? Самый обычный. Прочный, тяжелый, вместительный. Комод никогда не дразнил моих шерлок-холмсовских инстинктов. Уж слишком в нем было все очевидно. Шарить в белье я считал неприличным. Нижнее отделение вообще не вытягивалось. Наверное, это меня искусило. Я выдернул его с визгом, который прошиб мою совесть до пота. Там оказались заботливые стопочки шкурок — кроличьих (сестре? да-да, на шубку, которая все шилась и шилась), цигейковых (тете? которая все полнела и полнела), а еще заманчивый холщовый мешок, который я старательно вытряхнул, с тем чтобы торопливо набить обратно. Обрывками, ленточками, тряпьем. Да, старая, запасливая жизнь. Но все-таки имевшийся опыт обшаривания углов предписывал мне прощупать и в темной глубине ящика.