Новый Мир ( № 9 2008)

“Это судьба на меня жалуется...”.Беседу вела Надежда Кондакова. — “Литературная газета”, 2008, № 26, 25 июня.

ГоворитИнна Лиснянская:“„А пораженья от победы ты сам не должен отличать”. Это довольно кокетливое заявление замечательного поэта, который уверен, что он победил. Я отличаю свои победы от своих поражений”.

“Этот реализм не социалистический, он политический”.Куратор выставки “Борьба за знамя” Екатерина Дёготь рассказала Милене Орловой о том, что хорошего было в советском искусстве. — “Коммерсантъ /Weekend”, 2008, № 23, 20 июня.

ГоворитЕкатерина Дёготь:“Моя задача была показать, что в СССР примерно до

1934 года существовал политически левый, критичный и концептуально заостренный реализм, аналогами которого может служить не только, например, Сикейрос или Георг Гросс, но прежде всего современное антибуржуазное политическое искусство. Именно взгляд с современной точки зрения позволяет понять, что не имеет никакого смысла говорить о живописном качестве после Дюшана, поэтому советское искусство этого времени не более халтурно, чем дадаизм. Советское искусство культурной революции вообще не ретинальное, пользуясь термином Дюшана, оно не визуальное, а идеологическое, и именно в этом его современность. И эта идеология в интересующий меня период не тоталитарная. А уж как оценивать ее антибуржуазный, антирыночный характер, каждый решает для себя сам. Для меня очевидно, что это единственно возможное отношение к миру”.

“Я бы не стал изображать Пастернака жалкой жертвой власти”.Беседу вела Ирина Тосунян. — “Литературная газета”, 2008, № 24, 11 июня.

ГоворитЛазарь Флейшман:“Для меня Пастернак, так же как для моего друга Тименчика Ахматова, — это в какой-то мере просто ключ к пониманию эпохи, в корне отличающейся от нашей эпохи. Я не верю, что дисциплины исчерпывают себя. Такое представление есть в Америке, где многое покоится на моде и поветрии и какие-то дисциплины вдруг перестают быть интересными и актуальными. Я думаю, и пастернаковедение, и ахматоведение, и история советской литературы, и история эмигрантской литературы, как и, скажем, шекспироведение или пушкиноведение, никогда не остановятся на том, что сделано. Но мне всегда хотелось, чтобы пастернаковедение стало такой же серьезной дисциплиной, как пушкиноведение, которым мы с моими рижскими друзьями так азартно занялись в студенчестве”.