Новый Мир ( № 9 2009)

Комментарий композитора. Пьеса является частью проекта «Орфография» группы «Сопротивление Материала» («СоМа»). Является ли музыка языком? А текстом? Возможно ли «звуковое сообщение»? Каков его характер? Какой вербальный текст сегодня мог бы отражать положение и развитие музыкального языка? У «СоМы» нет ответов. Мы предлагаем только вопросы. Ясно одно: в наши дни музыкальная речь наталкивается на серьезные препятствия, и эти препятствия каким-то образом связаны с выработанностью вербального языка, его «старением» и трансформацией под ударами новых медиа. Союз слова и музыки больше не является естественным состоянием слова и музыки. Может быть, сегодня их союз можно заново обрести только через экспериментальное взаимодействие.

 

Сергей Невский, «Fluss» (2003 — 2005)

Впечатления слушателя.Голос экстремального солиста Робина Хоффмана словно бы захлебывается в окружающих его разрозненных, центростремительно разбегающихся звуках, начиная к концу второй минуты тщательно выговаривать фразы из рассказа Хармони Корина на хорошем английском, перемежая спокойные, отстраненные фразы с выкриками и густой, отхаркивающейся звуковой мокротой.

Солист движется сквозь музыкальные реплики словно через бурелом, словно через сугробы, спотыкаясь и падая (припадая) то одним коленом, то другим в мокрый снег. Так движется либо пьяный, либо нездоровый человек, реальность вокруг которого качается, нависает, убегает, кружит каруселью и в конечном счете бьет по лбу асфальтовой лужей...

Реальность журчит, свистит, свиристелит, отплевывается, умолкает на мгновение, чтобы начать с новой силой давить на глазные яблоки, разливаться. Звуки разбегаются, подобно тараканам в комнате, где внезапно включили свет, оставляя голого рассказчика в полном одиночестве и тишине. Он лепечет, как ребенок, бормочет странное, лишь на секунду приходя в себя (в сознание) для того, чтобы выдать очередное связное высказывание, связное и связанное по рукам и ногам, размазанное пботом и недугом по лбу и ладошкам, стекающее по бедрам на пол…

В финале свет выключили, Хоффман уходит в сплошное безъязычье, посте­пенно заваливаясь набок, он уступает место нарастающему облаку сиреневой неопре­деленности, оборачивающейся полным небытием.