Новый мир. Древние

Странная машина Жорика хорошо уничтожала их, но она была одна. Необходимо было сделать много таких и расставить их по всему периметру. А еще обучить людей использовать их в бою. Как показала практика, проволока тоже хорошо защищала от шаров, но двум из них все-таки удалось проникнуть за стену. И если первого колобка, погнавшегося за мной, Жорик убил без проблем, то второй перед смертью успел разорвать несколько человек и потом ранить еще нескольких.

Да, среди нас оказались зараженные, и это была вторая и главная проблема. Большинство людей признались в этом сразу и добровольно ушли в изоляцию. Как и ожидалось, через полтора дня они обратились. Еще одного нашли позже. Он испугался и не хотел признаваться. Нам крупно повезло, что момент нападения увидел его товарищ, который впоследствии и сдал засранца Лексусу. Его тут же изолировали, и как он не пытался протестовать, уверяя, что мы все ошибаемся и он здоров, но ровно через тридцать шесть часов в камере нас ждал очередной монстр.

После обнаружения несознательного гражданина был издан приказ в течение двух часов явиться всем людям без исключения на осмотр. Все, на ком были обнаружены хотя бы малейшие царапины, тут же были изолированы. Но, к счастью, никто больше не обратился. Меня тоже заперли в моем новом домике, хотя ран на мне не было. А все из-за Ильи. Не в меру болтливый парень растрепал всем жителям, как я храбро сражалась с кожаным колобком, и Лексус, когда услышал эту душещипательную историю, как я и ожидала, запер меня. Хотя за что, я так и не поняла. Вроде общественно полезное дело сделала, а тут такая неблагодарность!

Одно радовало: сидеть пришлось не месяц, а каких-то три дня. Хотя, как по секрету сообщила мне Надя, других выпустили через два. Кстати, Жорик снова разрешил мне с ней общаться. А еще со Светой и Ильей. Хотя о последнем его никто не просил. Да и сам парень, как я поняла, не слишком-то и слушался старшего по званию, так что, как и обещал, без ведома Жорика все то время, что я провела в заточении, таскал мне с кухни всякие вкусняшки.

Лексус тоже заходил ко мне, но я принципиально отказывалась с ним говорить. На самом деле я очень сильно обиделась на друга, пусть и сидела взаперти недолго и ничего важного не пропустила. Ведь из-за вынужденной изоляции я не смогла вместе с Лексусом погонять на танке. И хотя он пытался оправдаться, рассказывая что-то о моем слабом вестибулярном аппарате, с которым на такой грозной машине делать нечего, но мне от этого как-то легче не становилось.

Тогда друг пообещал мне, что потом, когда все уляжется, он обязательно покатает меня, но, когда именно, не уточнил. Ну хоть перед собранием из заточения освободил и даже в качестве фотографа поприсутствовать разрешил.

А так жизнь в гарнизоне постепенно начала налаживаться, впрочем, как и моя. Мне вернули газету и окончательно утвердили в должности штатного фотокорреспондента. А еще снова разрешили голосовать в совете и появляться на закрытых собраниях. Хотя Моня была этому не очень рада. Но кто ее слушал? Она, как и Олеся, потеряла свое влияние, когда решила спрятаться в бункере вместо того, чтобы участвовать в битве. И хотя никто открыто об этом не говорил, многие люди, сражавшиеся с монстрами, теперь свысока смотрели на своих менее храбрых товарищей.

Зато вот кто точно выиграл от сложившейся ситуации, так это Эля. Эта властная дама после сражения стала пользоваться еще большим уважением среди людей, чем без зазрения совести пользовалась. Она не стала горевать об утрате Лексуса в качестве любовника. Хитрая женщина предпочла занять место его помощницы и теперь наравне с Михалычем днем и ночью сношала мозг бедному другу.

Что касается Олеси и Мони… Я, если честно, так и не поняла, было ли у них вообще что-то с Лексусом. Хотя жители шептались о бесконечных любовных похождениях друга и упорно распространяли слухи, один пошлее другого. Парочка таких дошла и до меня. Спасибо Максимовне. После ее рассказа я целый день ходила красная как рак, обходя Лексуса за километр.

Конечно, он это заметил и, поймав меня в темном углу, попытался вытрясти причину такого странного поведения. Вот только я не могла ему ничего сказать. Хорошо, что хоть Михалыч вовремя пришел мне на помощь и намекнул другу, о чем я так не хочу с ним разговаривать. Лексус, конечно, возмутился, обозвал друга старым маразматиком, а потом запретил мне общаться “со всякими старыми сплетницами, у которых не язык, а помело”. Больше он к этой теме возвращаться не хотел и при общении со мной всячески ее избегал.

Вот только меня продолжали мучить сомнения. Ведь если я еще хоть как-то могла представить его вместе с Элей и даже с Олесей, то как он мог связаться с Моник — это было выше моего понимания. Сам Лексус старался лишний раз с этой троицей не пересекаться. При встрече общался с ними отстраненно и холодно. По крайней мере, при мне. Глядя на его отношение к моим заклятым подружкам, я даже стала сомневаться, а было ли у него вообще что-то с ними.