Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая

Учитель назвал меня моим полным, несколько необычным именем — «Димитрис». Из-за имени много кто полагал, что по национальности я грек, но это было не так. Родители назвали меня в честь храброго и достойного человека, который когда-то спас им жизни. Это была душещипательная история, которую я пересказывал за свою жизнь не менее двух десятков раз — каждый раз, когда кто-то из моих новых знакомых допытывался, почему меня так назвали.

— Спасибо, Григорий Семенович, — скромно ответил я. — А что там с моим папой?

Меня удивило, что физрук вспомнил отца, говоря об атлетизме, ведь папа — мужчина вполне обычной комплекции и никогда не кичился своей физической силой.

— Эх, — физрук усмехнулся, явно о чем-то вспомнив. — Я бы мог тебе рассказать немало о подвигах твоего папки в темные времена, которые были до твоего рождения. Но я знаю, что сам он не любит таких историй. Так что язык попридержу. Захочешь — у него и расспросишь.

Я привык слышать подобное о своем отце, а подчас и о матери, от самых разных людей. С самых ранних лет во мне жил живейший интерес к тем захватывающим приключениям, которые пришлось пережить маме с папой для того, чтобы оказаться в нашем селении и родить здесь своего единственного сына. Но они всегда рассказывали о них крайне скупо и неохотно, так что очень многое я знал только со слов чужих людей, кое-о-чем лишь догадывался, а некоторые вещи наверняка и вовсе оставались для меня тайной.

— Маргарита Петровна нам сегодня как раз рассказывала о конце Старого мира и о темных временах, — вспомнил я. — Мы с ребятами потом еще спорили о том, что она сказала: о доброте, ненависти и других вещах. А я с тех пор не могу выбросить это из головы и все представляю себе, как оно было тогда…

— Хм, а я сразу заметил, что ты сегодня как будто пригруженный чем-то. Подумал, девки обижают, — учитель оскалился своей доброй, но несколько пугающей улыбкой.

Физрук вздохнул, улыбка исчезла, на лбу залегли морщины и по лицу его будто пробежала черная тень. Такое бывало со многими взрослыми, когда им приходилось вспоминать о темных временах. Мама говорит, что это называется «посттравматический синдром» и что он в той или иной степени проявляется у всех людей ее поколения.

— Я тебе скажу так, браток, — произнес он. — Это было испытание. Такой себе экзамен, устроенный всему человечеству и каждому человеку отдельно. Только вот не все поняли, какая цель экзамена. Многие восприняли его просто как тест на индивидуальное выживание. Я тоже вначале был таким. Цеплялся за жизнь как зверь, не щадя ни себя, ни других. А вот папаня твой сразу все смекнул как надо. Он знал, что дело не в сохранении своего тела. Штука в том, чтобы сохранить душу, отстоять свое право называться «человеком». Эх, ты, наверное, еще слишком мал, чтобы понять, о чем я говорю…

— Нет, почему это, я все понимаю! — возмутился я, обиженный на «малого».

— Знаешь, что, — на лице Семеныча пролегла печать глубокой задумчивости. — Думаю, и тебе, и многим твоим корешам было бы полезно побывать в одном месте. Это место, в котором я пережил… э-э-э… как бы назвать-то это… м-м-м… духовное перерождение!

— Что за место? — заинтересовался я.

— Ну, сейчас его называют — Храм Скорби, — объяснил физрук.

— О! — поразился я, услышав хорошо знакомое мне название. — Но ведь это же за территорией селения. Туда же ходить нельзя! Но ничего. Я видел оттуда много фотографий, и видео есть. Мы могли бы…

— Нет-нет, фото, видео — это не то, — отмахнулся от моих предложений учитель. — В таких местах, как это, витает особенный дух. Его можно почувствовать только побывав там самому.

— Не думаю, что нас туда пустят, — пессимистично предположил я.

— Да, вообще-то правилами не дозволено, — пригорюнился физрук. — Но знаешь, ничего особо опасного там нет. Я вот бываю там каждую субботу. Знаешь, я, наверное, поговорю об этом с Петровной. Может быть, она даст добро, чтобы сводить вас туда.

— Вау! Вот это было бы круто! — обрадовался я. — Я еще никогда не был на экскурсии за территорией!

Обрадованный тем, что его идея нашла у меня отклик, физрук усмехнулся, но тут же задумался и вновь стал серьезным.

— Ты это… не трепайся об этом особо, — предупредил он меня. — Я улучу момент, покумекаю с директрисой. Может быть, к весне, после Пасхи, на гробки, как раз и выберемся. И вот еще, не больно мне нравится это твое словечко — «экскурсия». Экскурсия, Димитрис — это такой вид развлечения. А в Храм не ходят, чтобы развлекаться. Туда ходят, чтобы почтить память и, может быть, осознать что-то для себя… Ладно, не грузись, иди давай, ребята вон уже на команды разбились!

Наслаждаться игрой в волейбол я смог всего-то полчаса. На полчетвертого у меня было занятие с репетитором по английскому языку, а родители к этим занятиям относились очень серьезно.