— Эх, не следовало все-таки тебе хамить Петье, приятель, — прошептал я ему на ухо. — Видишь, как они тебя?
Бедняга ответил мне лишь безжизненным взглядом.
— Надеюсь, у него это скоро пройдет, — обеспокоенно произнес я.
— Я присмотрю за ним, — пообещал Шон, приобнимая друга за плечо. — Нам же вместе жить в общаге в Элис-Спрингс.
— Уезжаете сегодня же?
— Как скажут, — пожал плечами я. — Надеюсь, дадут хоть пару дней погулять в Гигаполисе.
Я знал, что свобода, которую обрели мои товарищи, довольно-таки относительна. Всем им и далее, до двадцати одного года, предстоит находиться под опекой государства, соблюдая сотню правил и ограничений, регулярно отмечаясь в службе по делам несовершеннолетних и проводя профилактические беседы со своим куратором из этого органа. Но сейчас я не хотел об этом думать. Я знал лишь, что ждет меня.
Впереди я уже видел ворота интерната, которые сегодня, едва ли не первый раз в году, были гостеприимно открыты. За ними было припарковано несколько гражданских автомобилей и толпилась, вглядываясь в приближающуюся толпу выпускников, небольшая группка мужчин и женщин, некоторые из которых махали руками и даже плакали. Охранникам во главе с Полулицым приходилось сдерживать некоторых особо эмоциональных персон, чтобы те не кинулись в ворота навстречу тем, кого они ждут. Это были родственники «сирот», которые сегодня выпускали — те из них, кто имел право находиться в «зеленой зоне».
— Дядя! Дядя, я тут! — вдруг заорал диким голосом, срывающимся от счастья, мой сосед по комнате Хосе, и быстро помчался к воротам навстречу просто одетому, морщинистому пожилому мужчине латиноамериканской внешности.
— Во дает! — глянул ему вслед Шон, усмехнувшись. — А твои где?
— Вот они.
Я уже видел своих. Роберт сегодня выглядел нарядно и представительно в темном костюме-двойке с серо-стальной рубашкой и красным галстуком. Дженни, конечно же, сияла лучистой красотой в светлом летнем платье, выглядевшим настолько просто и изысканно, что никто не смог бы отвести от нее взгляд, даже если бы не прекрасные волосы, рыжей волной развевающиеся за открытыми плечами девушки.
— Ни хрена себе! — присвистнул Шон. — Блин, Алекс, только не говори мне, что это твоя девушка!
— Я Димитрис, Шон, — не отрывая взгляда от, наверное, самой прекрасной девушки на Земле и улыбаясь, ответил я. — А это моя Дженни, старик.
— Блин, чувак, да это… это отпад просто… у меня нет слов… я думал, ты привираешь, а ты, оказывается, обо многом умалчивал… Я рад за тебя, честно.
— Спасибо, Шон.
Когда до ворот осталось уже совсем немного шагов, я услышал позади заливистый свист.
— Эй, Сандерс, — оглянувшись, я увидел Рину Кейдж. — Ну что, теперь на свободе, да?
— Моя фамилия — Войцеховский, а зовут — Димитрис, — обернувшись, сказал я.
— Только не заставляй меня запоминать это, ладно? — закатила глаза Рина. — Это твоя девчонка, да? А я-то думала, ты заливаешь, что у тебя кто-то есть. Собиралась предложить тебе прямо сейчас метнуться в ближайший мотель. Ну да ладно, мало в мире мужиков, что ли? А твоя ничего такая. Хоть по телику ее показывай. И что она в тебе нашла?
— Спасибо за комплимент, Рина, — не переставая улыбаться Джен, к которой мы приближаемся, прошептал в ответ я. — Сейчас познакомлю, только не ляпни при ней ничего лишнего.
— Нет уж, спасибо, такой чести нам не надо, — отмахнулась она. — Увидимся в академии, здоровяк!
— Да уж, — по-мужски пожав подруге руку, ответил я. — Обязательно.
Минуту спустя я уже сжимал в объятиях и кружил Дженни, которая глядела на меня, улыбаясь. На ее милом веснушчатом лице в ярком солнечном свете блестела слезинка.
— Все-таки ты дождалась меня, — прижимая ее к себе, как сокровище, прошептал я на ухо девушке. — Ты просто героиня. Два с половиной года ждать такого остолопа, как я, вместо того, чтобы жить человеческой жизнью.
— Может быть, мне просто нравятся трудности, — улыбаясь сквозь слезы, ответила она.
Роберт терпеливо дожидался своей очереди, добродушно любуясь объятиями нашей пары. Когда я наконец вспомнил о нем и с благодарностью пожал руку, полковник произнес, глядя на меня снизу вверх:
— Я так понимаю, еще плюс дюйм?
— Где-то так, Роберт, — улыбнулся я, точно зная, что результаты последней антропометрии, проведенной в «Вознесении», показали рост 6’37 фута, или 192,3 сантиметра.
— Если бы твои родители видели сейчас тебя, Дима — они плакали бы от гордости. Я знаю это, — серьезно произнес Ленц, придирчиво рассматривая меня. — И знаешь что? Я чувствую себя сейчас так же, как чувствовал на последнем звонке своего сына. Это правда.
— Я ни за что не выдержал бы этого, если бы не ты, Роберт. Когда папа узнает об этом, он поймет, что самого искреннего и преданного своего друга он обрел в твоем лице. Однажды он сможет сказать тебе об этом лично.
— Не сомневаюсь в этом, Дима. Не сомневаюсь.
— Куда тебя определили, Дима? — воспользовавшись паузой в нашем трогательном объяснении, поинтересовалась Джен. — Почему они тянули до последнего дня?