Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая

В интернате меня учили другому: подчинению, послушанию, благоговению перед непререкаемыми авторитетами. Мне и самому хотелось иметь перед глазами ясную картину мира. Может быть, кто-то комфортно чувствовал себя в королевстве кривых зеркал и легко отличал оттенки серого, а мне хотелось видеть черное и белое. Из меня, наверное, вышел в большей степени боксер, нежели интеллектуал. Но я должен найти в себе силы возвыситься над этим.

— Дима, это твое дело, но вряд ли тебе стоит искать какой-то подвох в моих действиях, — наконец ответил Роберт. — Твой отец оказал мне множество услуг. Да, в основном они касались службы, но все же это были услуги, за которые с меня полагалось что-то в ответ. И в качестве такой ответной услуги я дал Володе слово, что устрою твою судьбу здесь, в Австралии. Я не пытаюсь корчить из себя старомодного британского джентльмена, но я офицер, и у меня есть понятия о чести. Если я дал слово, то я его держу.

— Мне это понятно, Роберт, — кивнул я.

— Это не все, Дима, — покачал головой Ленц. — После того, как я познакомился с тобой — это стало для меня чем-то личным. Дело уже не только в том, что я пообещал что-то твоему отцу. Я чувствую себя ответственным за твою судьбу. Почему? Да просто потому, что так подсказало мне сердце! Или ты считаешь такой подход недостаточно расчетливым?

— Нет, Роберт, я вовсе не… — смутился я.

— Я немец по национальности, Дима, но это не значит, что я всегда холоден и расчетлив. Я живой человек, не лишенный эмоций. У меня самого есть сын. Я знаю, что именно так устроен мир: молодые люди должны иметь рядом старших, которые помогают им стать на ноги. Ты показался мне хорошим парнем, Дима. Я был в состоянии помочь тебе. И я посчитал возможным это сделать.

— Понимаю, — я смущенно опустил глаза. — Прости, если я обидел тебя своими словами.

— Тебе не за что извиняться. Я понимаю, что нельзя завоевать доверие просто сказав «Ты можешь мне доверять». Время расставит все на свои места.

Я с благодарностью кивнул Роберту, все еще не до конца разобравшись в себе и не понимая, верю ли я ему или нет. Пожалуй, внести ясность действительно способно лишь время. Роберт мне не родственник и не друг. Он имел какие-то совместные интересы с моим отцом, но друзьями они не были. Взявшись помочь мне, он всего лишь отдавал старый долг. Правда ли, что в процессе он проникся ко мне личной симпатией? Может быть, и да. В словах Роберта я не чувствовал лжи, но он казался мне умным человеком, который хорошо себя контролирует, а значит, его неискренность может не лежать на поверхности.

Должно быть, «Вознесение» развило во мне паранойю.

— Дима, я вижу, что тебя многое гложет. Ты можешь задать мне любой вопрос, я тебе отвечу, и это останется между нами, — молвил полковник, твердо глядя мне в глаза.

— Что же, по-вашему, на самом деле произошло в Европе? — выпалил я.

Роберт вздохнул и откинулся на спинку кресла, задумчиво наморщив лоб. Кажется, вопрос оказался не таким простым, как он ожидал.

— Об этом можно написать учебник или краткое эссе, но если автор будет пытаться сохранять нейтральность — в этом произведении будет так много знаков вопросов, слов «если», «или» и «может быть» — что чтиво получится неинтересным. Реальные причины и следствия имеют мало общего с тем, что пишут в газетах. Наш мир — это огромная паутина интересов, в которой очень много пауков дергают за ниточки, стараясь притянуть к себе муху пожирней…

— Ты говоришь много слов, но не отвечаешь на вопрос, — грустно усмехнулся я.

— Правда? — Роберт задумчиво припомнил свои собственные слова и обезоруживающе улыбнулся. — Прости. Профессиональная привычка. От нее сложно избавиться.

— Я считал военных людьми прямыми и искренними.

— Военные бывают разными, Дима. Этого всего лишь стереотип. Так сложилось, что я, как и твой папа, немного владею дипломатическим искусством. Надеюсь, ты когда-нибудь тоже научишься этому.

— Не уверен, что это для меня.

— Что ж, ты спросил о Европе? Дима, хоть я и служу Содружеству, я не верю во все пропагандистские штампы. Телевидение преподносит вещи так, как их будет удобно воспринимать обывателям, упрощая многие детали и умалчивая о некоторых подробностях. И, конечно же, существуют точки зрения. Объективной правды нет, она всегда субъективна.

— Как это — правды нет? — в искреннем недоумении наморщился я.

— Что один считает правильным, то другой считает неправильным… — развел руками Роберт.

— Ты говоришь о суждениях, — не согласился я. — Но ведь существуют факты.

— Кто знает о них, Дима? Кто может отличить их от вымысла?

— Это уже другой вопрос, — упрямо не стал соглашаться я. — Но ведь факты существуют. Тот, кто передает их достоверно — тот говорит правду. А тот, кто искажает их — лжет.

— Многие тинейджеры рассуждают о мире именно так, — с ноткой снисхождения улыбнулся Ленц.

— Не представляю себе, как можно рассуждать о нем иначе.

— С возрастом ты начинаешь понимать это необыкновенно ясно.

«Ты так и не ответил мне на вопрос, Роберт». — напомнил я. — «Но я и не настаиваю».

— Я чувствую себя уставшим, — признался я.