Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)

В этот момент я кое-что вспомнил. Кое-что важное. Меня зовут Димитрис. Странное, глупое имя. Имя, которое дали мне мои родители. Я вспомнил лицо своей мамы, когда она укладывала меня спать. Она подтягивала одеяло выше, поправляла его возле моей шеи, а потом нежно проводила ладонью по моему лбу, откидывая с него челку светленьких волос. На ее лице была улыбка, и при виде этой улыбки маленький Дима чувствовал себя спокойно и защищенно.

«Я номер триста двадцать четыре. Я — мясо. И я здесь, чтобы убивать».

Нет. Меня зовут Димитрис. Я вспомнил, как однажды в младшей школе, после того, как на собрании родительского комитета обсуждали издевательство сверстников над некоторыми из моих одноклассников, включая Борю Коваля, мама серьезно прошептал мне, что расстроена услышанным. Я попытался объяснить ей, что не виноват, что я не учувствовал в этом. Но она сказала мне: «Смотреть на несправедливость и молчать — ничем не лучше, чем самому совершать ее. Тем более, ты староста. Ты самый сильный мальчик в классе. Наведи здесь порядок, Димитрис. Никогда не позволяй, чтобы сильные издевались над слабыми. И пусть тебя не беспокоит, как поступают другие вокруг тебя».

«Я капрал Сандерс, Железный Легион, номер триста двадцать четыре…».

Вовсе нет. Я Димитрис. Димитрис Войцеховский. По крайней мере, так было когда-то. Пока я не попал на Грей-Айленд. В ад. Мой отец как-то сказал, что даже в пекле можно оставаться человеком. Да, это его слова! Но я забыл о его наставлениях. Забыл о самом факте, что у меня когда-то был отец. Я даже имени его больше не помнил. Не помнил, кто я. Не помнил, откуда. Я продал свою душу. И мне ее больше не вернуть.

— Нет… — прошептал я, упрямо сцепив зубы, и с вызовом посмотрел на отражение. — Нет… нет… нет…

Я больше не позволю этой дряни владеть мною! Я верну свою душу в тело этого несчастного замученного выродка, потерявшего человеческий облик. Я снова стану хозяином своей жизни. Верну контроль над своими мыслями и действиями. И тогда… тогда я…

— Эй, вообще-то это мужская параша, детка! — раздался пьяный голос невдалеке. — И зрелище там сейчас, скажу прямо, не для дам. Давай-ка лучше мы с тобой это-самое…

— Сейчас как садану по яйцам, сукин сын, ты вовек не сможешь «это-самое»! Проваливай куда шел! — ответил грозный басистый голос, но, несомненно, женский. — Алекс! Алекс, ты там? Я знаю, что не обозналась! Кончай прятаться от меня! Поплыла, сука, твоя конспирация!

Я еще не смог вспомнить, где слышал этот голос. А миг спустя в зеркале за моей спиной уже появилось отражение его владелицы. Это была мулатка, моя ровесница, с короткой мальчишеской прической, мужиковатыми манерами и широкими плечами, как у пловчихи, в черном майке и спортивных штанах, как многие наемники из «Глобал Секьюрити». Грубоватые черты ее лица нахмурились, когда острый взгляд остановился на мне.

— Господи Иисусе, как сказал бы чертов пастор Ричардс! — щелкнув языком, шокированно воскликнула мулатка, глядя на меня. — Мужик, да ты же в дерьмище! Ты рожу свою вообще видел?!

Я не ответил. И не только потому, что вопрос был риторическим. Как раз в этот момент мой желудок вновь скрутил спазм. Рвать было больше нечем. Я вцепился дрожащими руками в края умывальника, чтобы унять тремор.

— Что с тобой вообще творится? — поразилась женщина в зеркале. — Проклятье, да ты похож на мертвеца! Алекс, скажи наконец хоть слово! Ты это или нет?! Ты что, не узнаешь меня?! Эй! Димитрис!

Когда она наконец назвала меня настоящим именем, я ее вспомнил.

— Рина, — тихо и медленно прошептал я одними губами, и на глазах внезапно выступили слезы. — Это ты, Рина?

Должно быть, выражение моего лица обо многом ей сказало. Она вообще очень хорошо понимала меня без слов. С той самой секунды, как я произнес ее имя, издевки и матерщина прекратились. Лед, чувствовавшийся между нами, треснул быстро и окончательно, как при первой нашей встрече — двенадцать лет назад, в специнтернате сети «Вознесение»… месте, которое тогда казалось мне адом.

— Иди сюда, давай, обопрись об меня, — голос Рины сделался ласковым, а движение бережными, как никогда за все время нашего с ней знакомства. — Ну же, пойдем,

Я еще не помнил толком кто она. Она была для меня лишь голосом из прошлого, лучиком света из приоткрытой двери. Но в тот момент это значило для меня больше, чем весь остальной мир. Словно младенец, я прижал свое лицо, залитое слезами, к ее плечу, прикрыл глаза, дрожа от странного, забытого ощущения человеческого тепла. Меня все еще била дрожь. Она вывела меня из туалета, довела до какого-то закоулочка, помогла присесть на пол, опершись спиной о стену. Издалека продолжали доноситься приглушенные звуки музыки. Мужики сновали в сортир и обратно, не обращая внимание на два силуэта: сгорбившийся у стены и склонившийся над ним стоя.