— О, об этом не беспокойтесь, сержант, — усмехнулась Челли. — Я о вашем «это два». Искать людей — это наша работа. И мы найдем их. Рано или поздно. И вы нам очень даже сможете помочь. Они пытались вербовать вас. Убеждали в своей правоте. Так ведь? Если вы придете к ним, они примут вас. Это-то нам и нужно…
— Но я ведь сказал, что сомневаюсь, что они имеют отношение к «Эклипсу»…
— Димитрис, — ласково перебил меня Аффенбах. — Мы сейчас говорим не об «Эклипсе». Мы говорим о том, как снять подозрения в вашей причастности к террористической деятельности. И мне известен лишь один верный способ. Вы добровольно примите участие в операции по их поимке. Поможете нам взять их. После этого, у меня, например, не повернется язык заявить, что вы с ними заодно.
— Ни у кого не повернется, — поддержала напарника Челли. — Вы выйдете из этой истории не просто с чистой совестью. Вы выйдете из нее героем. Так же, как вы вышли героем из весьма неоднозначной истории три года назад. Получите звание лейтенанта, будете награждены медалью…
— Агент Челли, вы говорите о медалях и повышениях, когда кровь моего лучшего друга еще толком не остыла, как и слезы на лице его вдовы. Не Захери убил его. Его убил другой человек, который сейчас находится на свободе. И это беспокоит меня больше, чем нелепые и надуманные обвинения, которые могут мне грозить!
— Димитрис, я вас прекрасно понимаю. Помогите нам — и мы поможем вам, — произнес ее коллега, многозначительно поведя бровями.
— Аффенбах, вы можете говорить со мной как со взрослым, — не удержался от сарказма я. — Не держите меня за осла, который будет брести вперед, пока перед ним машут морковкой. Вы хотите, чтобы я помог вам ликвидировать Захери и его людей, так как именно в этом состоит ваша работа. Вам плевать на то, кто на самом деле убил МакБрайда. Так ведь?
— Значит, вы не готовы сделать то, что мы просим? — удивленно поднял брови спецагент 2-го ГУ СБС.
— Я сделаю это, когда увижу Блэка и Гаррисона за решеткой. Так пойдет?
— Послушайте, все это выглядит так, будто вы просто-напросто отказываетесь сотрудничать с нами и выгораживаете этих людей, — с легким недоумением произнесла Челли. — Это тем более удивительно для человека, для которого борьба с преступностью является его прямой служебной обязанностью. Вы на нашей стороне, или нет, сержант?
— Если я все еще сержант полиции, то что я делаю в этом долбанном изоляторе с ФСК в крови и парой охранников у входа?
— Если даже подозрения в отношении вас не оправданны, и вы стали жертвой обстоятельств, то отчасти вы все равно сами ответственны за свою судьбу. Чего, спрашивается, вы в одиночку и без средств связи отправились в погоню за преступниками в нарушении всех служебных инструкций? Зачем отправились к Ризителли, прекрасно зная о ее биографии, вместо того, чтобы как можно скорее отрапортовать о своем освобождении? Вы ведь понимаете, как все это теперь выглядит? Даже если вы и не совершали того, что вам вменяют в вину, Димитрис, вы наделали кучу ошибок. И лишь вы один в состоянии их исправить. Подумайте и о своем названом брате. Мирославу сложно будет очиститься от подозрений, пока этого не сделаете вы.
Упоминание Миро задело меня за живое. На моем лице, наверное, в этот момент отражались обуревавшие меня сомнения.
— Димитрис, — картинно оглядевшись по сторонам, специальный агент Аффенбах склонился ко мне ближе и прошептал: — Скажу вам даже больше. Если вам удастся найти подтверждение вашей версии о непричастности Ризителли к деятельности террористической группы Захери, я полагаю, что смог бы поговорить со своим руководством и убедить его быть, скажем так, более снисходительным по отношению к ней в части ее былых прегрешений.
— Это звучит что-то уж очень расплывчато. Мне хотелось бы иметь твердые гарантии, что она будет освобождена, — ответил я, сам не заметив, как перешел от вопроса «Буду ли я это делать?» к торгам о цене вопроса.
— То, что я вам сказал — это и так немалый аванс в счет нашего будущего успешного сотрудничества. Вы — неглупый человек, Димитрис. В вашей жизни ведь уже бывали ситуации, в которых вы с честью и даже с выгодой для себя выходили из, казалось бы, безвыходного положения. Я не могу поверить, что этот опыт ничему вас не научил.
«Этот опыт научил меня, что ты никогда больше не сможешь спать, как прежде, пойдя на сделку со своей совестью», — подумал я, сжав зубы. Но не сказал этого вслух. Почва под моими ногами была совсем зыбкой. И я не мог позволить своему бычьему упрямству и гневу похоронить единственный шанс на спасение.
Пусть даже этот путь снова окажется полным дерьма.
— Я был бы не прочь согласовать свои действия со своим руководством. Я все-таки полицейский, а не агент СБС. Могу я поговорить с лейтенантом Гонсалесом? Или хотя бы с капитаном Рейнолдсом?