Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая

Ее требовательно-жесткий, слегка хриплый голос, очень сексуален. В нем много страсти, но совсем нет сладострастья. Она из тех женщин, которых ты хочешь трахнуть, но не можешь, разве что завладев ими силой. Влюбиться в такую — настоящая мука. К счастью, я не влюблен в нее.

— Чтобы поймать и запереть в клетке. И я сделаю это, — процедил я. — Или ты, шлюха, думаешь, что можешь мочить офицеров полиции и тебе это сойдет с рук?!!

Особенно приятно было назвать её «шлюхой» — потому что она была кем угодно, но только не шлюхой, и этим безумным фанатичкам должно быть особенно обидно такое оскорбление. Если ты знаешь, что все равно сейчас сдохнешь, но слишком зол и упрям, чтобы просить пощады — нет ничего лучше, чем как следует поругаться.

Я бы, наверное, много чего сказал бы, если бы верзила не оправился быстрее, чем я думал. Бита обрушилась на мой беззащитный череп, сотрясая непроходимо тупой мозг, заведший меня в очевидную ловушку. Ноги подкосились, и падая, я подумал, что сам во всем виноват.

Глава 2

§ 11

— Очухивайся уже, мразь!

Кто-то тормошил мою голову, и она отдавалась нешуточной болью. Сотрясение мозга — это, на самом деле, достаточно серьезно. Лишь в кино героев со всей дури колотят по головам, а те лишь морщатся, как от уколов. Хороший удар битой по виску способен, если повезет, вышибить дух из самого здорового и физически крепкого мужчины.

Следом за головной болью я ощутил, что обнажен и прижат спиной к холодной каменной стене. Широко разведенные щиколотки и запястья плотно сжаты стальными оковами. По коже пробегают мурашки — здесь, в подземельях, влажно и прохладно. Потянув носом, почувствовал затхлость и спертость. И еще много табачного дыма, тяжелого и вонючего.

Вскоре прорезалось зрение, и я осмотрел тяжелым взглядом контуры узилища. Оказалось, что я в крохотном помещении, едва ли больше пяти квадратных метров площадью, и около двух в высоту.

— Очухался, — зловеще-удовлетворенно промурлыкал прокуренный голос с испанским акцентом. — Давно пора.

Он стоял ко мне спиной, около крохотной металлической столешницы, привинченной к каменной стене. Обритый затылок пялился на меня жесткой короткой щетиной. Майка — «алкашка» со спины слегка взмокла, будто здесь и не собачий холод. Неприятно-резкие металлические звуки свидетельствовали о том, что мужчина передвигает по столешнице какие-то острые металлические предметы — может быть, пилы или тесаки.

Несколько раз моргнув (голова раскалывается!) и лязгнув оковами правой руки, я издал какой-то неопределенный стон. Пока еще я не вполне понимал, где нахожусь и что значит мое состояние.

— Я все жду, когда ты очухаешься, легавый.

Обритый затылок обернулся, и я увидел широкую харю латинской наружности. Кривая улыбка выдала золотые зубы, соседствующие с парой нормальных. Узкие злобные глазки. Щеки покрывала черная щетина. На груди болталась широкая цепь. Толстое предплечье украшала татуировка. Когда видишь такого, можешь обойтись и без социальной шкалы, чтобы распознать убежденный криминальный элемент.

— Тебя можно упечь за решетку за одну лишь рожу, — охрипшим голосом прошептал я.

В конце концов, вряд ли еще какие-то слова смогут мне навредить.

— Хм, — харя улыбнулась еще шире, и проникновенно прошептала: — Я с удовольствием послушаю все, что ты захочешь мне сказать, коп. У меня для этого будет полно времени.

Шагнув ко мне, он крепко взял меня своими мясистыми пальцами за подбородок. Я ощутил тяжелое табачное дыхание, и харя этого громилы заслонила весь мой кругозор. Левый глаз мордоворота заменял дешевый имплантат — еще один штрих к без того красноречивому портрету.

— Во время рейда прикончили моего брата, — поведал мне мордоворот. — Вы, свиньи, пристрелили, как дворового пса, даже не спросив, кто он и откуда.

Глядя на него, пытался вспомнить похожее рыло по ту сторону прицела. Напрасно, конечно. Они для меня все на одно лицо. Может, я и проделал в похожей харе лишнее отверстие после того, как накачанный анаболиками нигилист направил на меня свой ствол. Чего он ждет, что я в этом раскаюсь?

— Это был другой рейд, несколько лет назад, — продолжил он, развеяв мои сомнения. — Но какая разница? Вы легавые, все одинаковые. Все это время я терпеливо ждал, пока мне представится шанс расквитаться с вами. И вот, наконец, Бог услышал мою молитву.

К концу этой реплики, наполненной хорошо выдержанной ненавистью, сознание вернулось ко мне в достаточной степени, чтобы трезво оценить свое положение.

Итак, моя идиотская эскапада закончилась тем, чем должна была закончиться — я попал в лапы к отъявленным отморозкам, которые грезят желанием прикончить копа самым медленным и мучительным способом. В среде людей, населяющих темные недра фавел, такой поступок считается не преступлением, а доблестью.

Скорее всего, меня затащили куда-то в глубины катакомб, далеко от места проведения операции. И отсюда мне живым не выйти.