Что ж, упражняйся, парень. Рассказывай, какие вы бедные и несчастные, и как сильно вас притесняют. А я мог бы рассказать тебе, кем вы выглядите в глазах добропорядочного избирателя из «зеленой зоны» Сиднея, покой которого мы призваны защищать.
Нищеброды, которые стеклись под стены его родного города со всей разрушенной и загаженной планеты и выстроились с блюдцами для подаяний. Строить, восстанавливать, полоть и растить — это не для вас, думает он. Куда проще собрать манатки и потащить свои рты туда, где трава зеленее. Туда, где еще есть, что загадить и сожрать. И конечно, вы стучитесь к нему в дверь со своей справедливостью. Со своим равенством. «Эй, ребята, а вы там не ожирели?! Потеснитесь-ка, мы тоже хотим вселиться. Давайте возьмем все ваше — и поделим по-честному. Ведь все люди братья, не так ли?!» Стук не помог, и нетерпеливые схватились за лом. Надо брать ситуацию в свои руки, силой подвинуть классово чуждых от кормушки. До чего же прекрасно быть революционером! Уж куда лучше, чем пахарем.
Я не оратор, но на эту тему за словом в карман не полез бы. Но я не клюну на эту удочку. Буду внимать молча, и втянуть себя в словесную перепалку не позволю.
— В твоих глазах я вижу отрицание правды и веру в знакомую мне ложь, — следя за мной, печально вздохнул он. — Иначе и не могло быть. И я не стану утомлять тебя философскими измышлениями. Предлагаю тебе ответить всего на один на простой вопрос. Ответить на него так, как ты видишь это сам. Хорошо?
Я пожимаю плечами. Да как угодно.
§ 15
— Зачем тебе поручили убить меня?
Лидер террористов, конечно, не глуп. Любит пустые разглагольствования, но перспективы не теряет. И бьет именно по тем местам, которые мне нечем прикрыть. Вынуждает меня лгать. И это выигрышная тактика. Ибо как ни парадоксально, но именно политические деятели Содружества первыми преступили свои же законы, отдав приказ уничтожить «Справедливый джихад».
Я, офицер полиции, не имею права признать, что пришел сюда с целью убийства. Ведь тогда я теряю статус правоохранителя и становлюсь обыкновенным наемником, не менее преступным, чем тот, кто стоит предо мной. Да и отдавали ли мне прямо такой приказ? Нет. Рейнолдс намекнул, что кое-кто предпочел бы видеть Захери и его товарищей мертвыми, но тем не менее распорядился действовать исключительно в пределах своих полномочий.
Однако если я начну отрицать это и оправдываться, то потеряю свое моральное преимущество, посажу Амира на кресло судьи, с которого он будет беспощадно уличать меня во лжи.
Лучше не выходить из глухой защиты.
— Ни я, ни мои друзья не совершали против Анклава насильственных действий, — выдержав паузу, продолжил Амир. — Если я лгу, будь так добр, поправь меня. Назови хотя бы одно известное тебе…
— Убийство офицера полиции при исполнении своих полномочий, — отчеканил я, не устояв перед таким откровенным лицемерием. — Циничное и подлое.
— Кто и когда это совершил? — зрачки молодого лидера расширились от гнева.
— Тебе это известно!
— Да, мне это известно, — неожиданно согласился он. — И я расскажу тебе. Но мы дойдем до этого позже. Оставим пока то, что произошло этим вечером. В каком качестве вы вообще явились сюда? И по какому праву?
Я не стал вступать с ним в юридический диспут, так как знал, что с этой стороны все несколько неоднозначно. В штате SPD есть специальные люди, объясняющие юридические нюансы нашей деятельности общественности. Наш с ним разговор наверняка фиксируется, и, если я сболтну какую-нибудь ерунду, эти «борцы за свободу» с удовольствием используют запись как компромат.
— Ваша юрисдикция как полицейских заканчивается там, где проходит Социальная линия. Здесь вы всего лишь вооруженные боевики, которые чинят самосуд. Вламываются в дома, калечат и убивают людей. А за что, Димитрис?! За что ты собирался лишить нас жизни? За то, что мы еще не сделали? Лишь потому, что какие-то люди сказали, что мы собираемся это сделать? И ты ни секунды ни колебался, отправляясь выполнять такой приказ?
Колебался. И очень зря. Ведь тогда я не знал, насколько вы опасная шайка. Думал, обыкновенные тунеядцы, заигравшиеся в диссидентов. Если бы знал, что вы мочите полицейских из засады, взламываете роботов и плачете под полой плаща плазмометы — твои друзья были бы покойниками через секунду после того, как попали бы ко мне на мушку.
Будто читая мои мысли, Амир устало улыбнулся.
— Как тебе сказали называется наша «организация»? Наверное, какая-нибудь «Мусульманская правда?» Они у вас там не отличаются воображением. Примеряют на всех одни и те же клише: религиозные фанатики. Наверное, это наиболее эффективно. Именно такой образ стройно ложится в паззл психики и вызывает стереотипные реакции отвращения и враждебности. Нет нужды в каких-то еще рассуждениях и выводах: целая шеренга ассоциаций со многими поколениями бородатых мулл с автоматами Калашникова уже выстроилась в памяти, и подсказывает правильное решение. Перестрелять, как бешеных псов. Ничего, что незаконно — закон писан не для полоумных маньяков. Так ведь?