Изнутри раздалось нечто похожее на стон. Медики, все это время ждавшие своего часа, дернулись было, но пока не решились рвануться туда. Врач нерешительно посмотрел на меня. Прежде чем впускать медиков, требовалось проверить что там внутри.
— Блейд, Наци, Следж, Файер — приготовиться к зачистке! — угрюмо приказал я, указав пальцами на выбранную четверку легионеров. — Фьюри, Брутал, Стерн, Панчер — сразу за ними!
Заняв позиции по обе стороны от проема и обменявшись жестами, легионеры парами начали врываться внутрь. Стрельбы изнутри не последовало, а значит, засады не было. Подождав несколько секунд, я двинулся следом за восьмеркой бойцов, дав знак Буллету со всеми остальным пока оставаться снаружи.
Оказавшись внутри, я замер и сделал глубокий вдох, а затем грязно выматерился. На войне мне пришлось против воли повидать так много неприкрытого кровавого натурализма, что по толстокожести я уже мог, пожалуй, соревноваться с могильщиками и хирургами. Но зрелище, подвернувшееся на этот раз, не могло оставить равнодушным даже меня.
В свете приборов ночного видения я мог видеть около полутора десятков тел, разбросанных по полу в позах, яснее ясного дающих понять, что последние минуты этих людей были отнюдь не умиротворенными. Это был тот самый отряд «Крестоносцев», что проник внутрь перед закрытием ворот. Они действительно попали в ловушку — в одну из тех, о существовании которых разведка предупреждала. Помещение, где они оказались заперты, было заполнено горючим газом. А затем искра подожгла газ, превратив герметичный отсек в крематорий, из которого не было выхода.
«Крестоносцы» носили тяжелые бронекостюмы из высокопрочных металлических сплавов общим весом свыше пятидесяти фунтов, похожие на хоккейную форму или рыцарские доспехи, из-за чего они и получили свое призвание. Они предоставляли мощную защиту, в том числе и от открытого огня. Но под постоянным воздействием очень высокой температуры металл быстро раскалился, словно сковородка на плите. И начал обжигать закованную в него плоть. Как бы жутко это не звучало, солдаты буквально запеклись в своих стальных панцирях живьем, словно омары.
Самым невероятным было то, что двое или трое из них все еще слабо шевелились. И это были не рефлекторные движения трупов. Несчастные были все еще живы. Впрочем, назвать их выживание везением у кого-то вряд ли повернулся бы язык. Не было сомнений, что все тела бедолаг превратились в один сплошной обугленный ожог. Они буквально сплавились в одно целое со своей броней. Все они, безусловно, давно скончались бы от болевого шока, переходящего все границы возможного, если бы были обычными людьми. Но «Крестоносцы» не чувствовали боли. И это сохранило им жизнь.
— Здесь все чисто, сэр! — сообщил один из легионеров, дойдя до конца отсека, где находилась еще одна герметичная дверь.
— Пусть медики заходят, — приказал я, хотя и не был уверен, требуются ли они.
— Господи Иисусе! Пресвятая Дева Мария! — в сердцах воскликнул один из санитаров, зашедших следом за нами, замерев на пороге, и перекрестился.
— Вы врачи, или капелланы?! — сердито переспросил я, повернувшись. — Здесь несколько выживших! Вы собираетесь что-то с ними делать?!
— Капитан, — вздохнув, вперед шагнул старший врач. — Я обязан оказывать помощь всем раненым. И я это сделаю. Но я скажу вам одну вещь не для протокола. Если вы хотите принести этим ребятам облегчение, то лучше давайте мы сейчас выйдем отсюда и зайдем снова через несколько минут, чтобы убедиться, что никто не выжил.
— Это не проблема, — кивнул Буллет, вскинув винтовку. — Отправляйтесь! Разрешите, сэр?
— Отставить, — гаркнул я гневно, и переместил свой взгляд на врача. — Они не чувствуют боли. Есть какой-то шанс, что их жизнь удастся сохранить?
— Есть. Хотя и крохотный. Если говорить о биологической жизни. А не о нормальной человеческой. Посмотрите, что с ними, капитан. Ручаюсь, такой жизни эти парни для себя не хотели бы….
— Это им решать. Закон о добровольной эвтаназии еще действует. Ваша задача — спасать людей. Вот и спасайте! — строгим жестом прервал я эту неуместную философию.
Врач намеревался было сказать еще что-то, но, прочитав на моем лице непреклонность, с тяжелым вздохом кивнул и сдался, дав знак санитарам, чтобы готовили носилки. Буллет опустил винтовку, и в этом движении чувствовалось разочарование. Даже сквозь шлем я услышал, как он бормочет себе под нос ругательства.
— Что-то не нравится, лейтенант? Недержание? Не терпится кого-то прикончить? — подойдя к нему вплотную, тихо, чтобы никто больше не слышал, спросил я.
— Я — офицер Легиона, сэр, а не медсестра из «Красного креста»! Убивать — моя задача. Задача каждого из нас! — не сумев сдержать раздражения, проскрежетал зубами тот.
— Задача каждого из
— Мой командир — капитан Колд! — с вызовом вскрикнул тот, крепче сжимая винтовку. — А также майор Томсон! И генерал Чхон! Их приказы были достаточно ясны и просты! И ваш чертов «особый подход» здесь вовсе не требуется!
Я почувствовал, как мои кулаки невольно сжимаются.
— Ты что несешь?!