Новый мир. Книга 3: Пробуждение

Я ничего не ответил. Текст записки продолжал проноситься перед моими глазами: «Даже если я отдам свою жизнь в результате того, что сделаю, я не стану об этом жалеть. Во мне нет ничего исключительного. В одном лишь нашем клубе — множество людей смелее и лучше меня, которые пострадали так же как я или даже больше. А во всем мире их тысячи миллионы. Правду не скрыть. Рано или поздно, но справедливость восторжествует!»

Осмыслив наконец текст, я тяжко вздохнул и нервным движением ладони взъерошил волосы у себя на голове. То, что Питер написал перед своей смертью, поразило меня едва ли не больше, чем сама смерть. Почему он упомянул о клубе?! Этого просто невозможно было объяснить. И это было ужасно.

— Слова Коллинза настораживают, и бросают тень на всех вас, — без обиняков заявил Паттерсон. — Если как следует уцепиться за эти слова, и сопоставить их с некоторыми его знакомствами и поступками, о которых, может быть, ты ничего и не знаешь — можно раздуть эту историю до нехилых масштабов. Так бы наверняка поступил какой-нибудь парень, который гонится за цифрами в отчетах и наградами. Но я не из таких. Ты ведь знаешь меня, Войцеховский. Я из тех полицейских, которые просто выполняют свою работу.

Я промолчал, и Паттерсон продолжил:

— Этот парень в последнее время якшался с несколькими темными личностями, включая одну пакостную юристку. Мне эта стервища знакома. Она неоднократно участвовала в сомнительных аферах, единственной целью которых, как правило, являлся ее собственный пиар и заработок. Не знаю, чего именно она хотела от Коллинза, но у нее оказался подписанный покойным контракт на адвокатские услуги. За утро она уже успела своим криком, похожим на визг баньши, всполошить всех полицейских и прокурорских чинов города…

— … да еще поднять вонь в прессе! — добавил Бэнкс раздосадовано.

— Да. Она делает абсурдные заявления, постоянно намекает на недостоверность наших доказательств, сыпет жалобами и оскорблениями. Обычная ее тактика. Ну да ладно, давай не будем о ней. Все это, на самом деле, не имеет отношения к делу.

Помолчав какое-то время, чтобы я вполне прочувствовал момент перехода к главному, Паттерсон наконец обратил на меня сочувственный взгляд, и молвил:

— Я хотел бы сказать вот что, Димитрис. Я проработал в полиции больше двадцати пяти лет. И, по моему мнению, с которым согласен и мистер Бэнкс, это был обыкновенный случай, какие происходят постоянно. Тяжелые наркотики — большое зло. Они делают из людей неуправляемых дикарей. Произошедшее прискорбно. Но я не хотел бы, чтобы вокруг этого дела поднялся переполох. Юристы и писаки только и мечтают, чтобы нажиться на чем-нибудь подобном. Факты их совершенно не заботят. Вырвав из контекста парочку красочных подробностей, они выстраивают нелепейшие теории, которые затем сливают в Интернет, заставляя все это говно бурлить в угоду их алчности.

Преисполненное негодования повествование Паттерсона я выслушал с непроницаемым лицом. Моралез все время следил за выражением моего лица, ожидая увидеть признаки реакции на слова босса. Но я этой реакции высказывать не собирался. Если они почувствуют, что меня можно прочесть, как открытую книгу, уверенности у них лишь прибавится.

— У каждого своя работа, — только и ответил я.

— Верно, — согласился Паттерсон. — И я бы хотел, чтобы ты помог мне и Моралезу справиться с нашей. Видишь ли, парень, я не из тех, кто вешает на людей ярлыки исходя из «шкалы Накамуры». Я знаю, кто ты. Знаю тебя лично. Ты — настоящий патриот и законопослушный гражданин. Так ведь?

— Мне хотелось бы думать, что это действительно так, — ответил я сдержанно.

— В деле есть свидетельства нескольких человек, которые подтверждают следственную версию — ограбление и сопротивление аресту на почве наркотического опьянения, без предварительного умысла. Я уверен, что это преступление носило именно такой характер. А ты как думаешь, Димитрис?

— Не знаю, что думать, Паттерсон, — пожал плечами я. — Я в расстроенных чувствах.

— Понимаю тебя, — закивав головой, он нетерпеливо продолжил: — А еще у нас есть показания журналистки, с которой Коллинз спал. Уверен, ты слышал о ней — некая Фи Гунвей, известная под псевдонимом Ха Цзи, или как-то так, и под несколькими другими, радикально настроенная репортерша, которая сама, наверное, скоро окажется на скамье подсудимых. Именно с ней он должен был встречаться тем вечером, но не пришел на встречу.

— Она тоже показала, что он мог находиться «под кайфом»? — ошеломленно переспросил я.

Все трое находящихся в комнате переглянулись между собой.