— Думаю, будет лучше, если я прямо сейчас поеду домой, — продолжила она. — Серьезно, это звучит как здравая мысль. Нам обоим следует отдохнуть, тебе особенно. А утро — вечера мудренее.
Некоторое время я ничего не отвечал, и показалось уже, что на этом разговор и окончится. Может быть, какая-то часть моего существа и желала этого. Но возобладала другая.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — произнес я, нервно сцепив ладони вокруг чашки с чаем и не глядя на нее. — Ты ведь знаешь это.
Повернувшись к ней, я увидел, что она неотрывно смотрит на меня. Даже сейчас, с растрёпанными волосами и покрасневшим лицом, которое всё ещё хранило на себе следы высохших слёз, она была самой красивой женщиной, которую мне приходилось видеть.
— Значит, это всё правда? Всё то, что ты мне сказал?! — спросила она требовательно, и стало ясно, что лишь колоссальным усилием воли она до сих пор удерживалась от этого вопроса.
— Да, — ответил я уверенно.
Посмотрев на меня несколько мгновений испытывающим взглядом и не увидев, похоже, на моем лице сомнений, она недоверчиво покачала головой, как будто с трудом могла поверить в происходящее.
— А я уже думала, что это приснилось мне, — подтвердила она эту догадку. — Слишком невероятно.
Я лишь пожал плечами, не найдя, что ответить. Некоторое время Лаура чуть ошарашенно смотрела куда-то в сторону, как будто старалась разложить в своей голове какие-то паззлы.
— Ты совсем не знаешь меня, Димитрис! — заявила она наконец протестующе.
— Мне так не кажется, — возразил я.
— Но это так! Мы с тобой едва знакомы! — она снова покачала головой.
Я лишь развел руками.
— Мы ведь с тобой оба — разумные взрослые люди. А это все звучит как какое-то безумие. Ты не находишь? — спросила она слегка нервно, пытливо посмотрев на меня.
— Да, пожалуй, — не стал спорить я. — Каждый раз, когда я пытался хоть немного думать об этом с рациональной точки зрения, я упирался в то, что это полное безумие. Но это никак не влияет на то, что я чувствую.
Глядя в ее встревоженные глаза, я грустно улыбнулся.
— Я понимаю, как мы с тобой не похожи, какие разные у нас жизни. Но мне все равно. Я вполне трезво оцениваю себя. Понимаю, что я сомнительная личность, без гроша за душой, с кучей проблем, да еще и страшный, как атомная война. Но и это меня не останавливает. Я знаю о том, что у тебя есть серьезные отношения с другим, что он во всех отношениях лучшая пара для тебя. Но меня это не трогает. Я читал о тебе всю эту чушь в Сети, все эти сплетни, разоблачительные репортажи и прочее дерьмо. Но мне глубоко плевать. Пусть даже что-то из этого и оказалось бы правдой. Ко мне явились четверо мордоворотов, чтобы объяснить, что я должен держаться от тебя подальше. Но и это для меня ничего не изменило. Честное слово, Лаура, пусть это звучит безумно, но я не знаю, есть ли в мире что-нибудь, что заставит меня чувствовать что-то другое.
Я бессильно развел руками.
— Просто у меня в жизни никогда такого не было. Никогда не встречал человека, который, вопреки логике, казался мне таким близким, словно мы знакомы всю жизнь.
Излив это, я замолчал и отвел взгляд в сторону, сжимая чашку так крепко, что оставалось лишь удивляться, как она не трескается, выплескивая кипяток мне на пальцы. С другого конца дивана я услышал хруст кубиков льда и плеск виски, солидная порция которого льется в горло. Затем — прикосновение пустого стакана к журнальному столику, стоящему рядом с диваном.
— Знаешь, Димитрис? — услышал я голос Лауры после долгой паузы. — Хоть я и не лезу за словом в карман, когда выступаю в зале суда или собачусь с копами, но я совсем не умею говорить таких вещей — таких, как та, что только что сказал ты. Слова перемешиваются в голове — и получается какая-то каша.
— Лаура, ты можешь говорить прямо и просто, — заверил я. — Я пойму.
— Не хочу. Не хочу я ничего говорить, ясно?! — воскликнула она протестующе, с нотками раздражения, но затем покачала головой, вздохнула и добавила уже намного более спокойно, даже виновато: — Пойми, просто сегодня на меня навалилось слишком многое.
— Понимаю, — ответил я вслух.
«Знала бы ты, сколько свалилось на меня», — подумал я про себя.