Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ)

— Ты думал, что «Андромеда» обеспечила тебе надежное прикрытие? Был уверен, что никто никогда не найдет тебя и не заставит ответить за то, что ты сделал? Что сможешь спокойно продолжать свои эксперименты, и умрешь через много десятков лет, как Йозеф Менгеле, пожилым и на свободе? Может, надеялся жить вечно, как Хирохито Нагано, перенося свой дьявольский мозг из одного тела в другое? Как видишь — ты ошибся. Тебе конец, Браун. Я гарантирую, что после того, как мы уйдем отсюда, твоя черная душа отправится прямиком в небытие.

— Я не знаю, о чем вы говорите. Кажется, вы принимаете меня за другого человека…

— Знаю, на что ты рассчитываешь. На то, что я не убью тебя, так как не уверен на 100 %, что я не ошибся. Ведь мне, в отличие от тебя, нужен стоящий повод, чтобы убить человека. Так ты полагаешь, да?

— Я правда не понимаю…

— Ты прав. Я не убью тебя, как собаку. То, что я сейчас делаю — это не убийство, а правосудие. Извращенное, грубое, кустарное правосудие. Но только такое правосудие и осталось в мире, который такие, как ты, Браун, и твои хозяева, превратили в антиутопию. Так что вначале ты все мне расскажешь. Ответишь нам на вопросы, которые мы задавали себе все эти долгие годы, пока боролись с твоим чёртовым детищем, сидящим внутри нас, которое норовило и всё ещё норовит свести нас с ума. Ответишь, как, зачем и по чьему приказу ты создал эту дрянь. Лучше ответь нам сразу. Прямо. Потому что иначе, клянусь — мы причиним тебе очень сильную боль. Какой бы мучительной она не была — это все равно будет ничто в сравнении с совокупностью тех страданий, которые причинил людям ты. Но я обещаю — тебе этого покажется более чем достаточно.

К этому моменту я был уверен, что нам с Донни придется сделать это. И, как бы мне не хотелось этого признавать — желал этого. Быть может, впервые в жизни, находясь в ясном уме, я искренне желал и всерьез был намерен пытать безоружного человека, находящегося в моей власти. Это было отвратительное, разрушающее человеческую личность чувство. Оно оставляло мерзкое послевкусие, как будто часть лютой ненависти, адресованной человеку, которому ты жаждешь причинить страдания, преподает и тебе самому. Но все же оно было непреодолимым.

— Я все еще не понимаю…

— Ну ладно.

Я кивнул Донни — и тот ударил ученого кулаком в лицо. Тощее тело слетело с унитаза на пол, как тряпичная кукла. Пока тот пытался опомниться, бывший легионер закатил по локоть рукава, сорвал с унитаза крышку и заткнул в его жерло целый рулон бумаги, а затем еще один, перекрыв путь для ухода воды.

— Что вы?.. — промямлил обескураженный Хессенхоф, из носа которого шла кровь.

— А-ну иди сюда, сукин сын! — взревел Донни, сильно ударив того в лицо еще раз — так, что стекло одного из окуляров его очков треснуло, и очки повисли на одной дужке.

С выражением неописуемой ненависти на лице, он схватил упирающегося доктора за шкирку и с силой ткнул его головой в унитаз, удерживая там. Я тем временем нажал на слив. Вода быстро заполнила унитаз, затопив голову удерживаемого там пленника, и начала течь на пол. Хессенхоф начал конвульсивно дергаться, пытаясь высвободиться — но Донни удерживал его железной хваткой.

— Не дергайся, тварь! — шипел Донни.

Я досчитал мысленно до двадцати, прежде чем дать ему знак прекратить — и Донни выдернул из перемешанной с кровью воды голову едва не захлебнувшегося доктора. Наконец на его лице можно было увидеть выражение, далекое от безмятежности.

— Жаль, что мы не можем пока довести дело до конца, — проговорил я, пока он тяжело хватал ртом воздух. — Как бы я хотел посмотреть, как ты, сука синеешь и задыхаешься — так же, как бедняга Хэнк Уотерс. Помнишь — парень, которого ты, Браун, велел запихнуть живьем в гроб и утопить в океане? Помнишь, я спрашиваю?!

— Отвечай, тварь! — взревел Донни, и, раньше, чем тот сумел сказать хоть одно слово — снова ударил его кулаком в лицо. — Мы заставим тебя говорить, сучий потрох!

— Пожалуйста… Я не знаю…

Я кивнул Донни — и тот снова погрузил голову жертвы в унитаз, попутно ударив того кулаком под дых — так, чтобы тот инстинктивно открыл под водой рот и набрался воды.

— Достаточно, — велел я через какое-то время.

Донни с явным сожалением вытащил голову Хессенхофа из затопленного унитаза. На этот раз он откашливался долго и судорожно, забившись в самый угол кабинки.

— Это все — просто развлечение, — объяснил я, склоняясь над ним. — Просто для того, чтобы увидеть на твоей роже вот это вот выражение. Но у нас есть приемчики и поэффективнее, Браун. Такие, от которых ты будешь визжать, как свинья. Показать?

Донни молча схватил его руку, и, прижав в нужном месте, с силой захлопнул дверцу туалетной кабинки. Вместе с хрустом кости в туалете раздался душераздирающий вопль.

— А-а-а!

— Вот видишь. А в крайнем случае, как развлечемся — разговорим тебя, как Гаррисона. Вколем тебе кое-что. Ты же любил колоть людям всякую дрянь и смотреть, что будет дальше? Вот и мы на тебе поэкспериментируем.