Этот вопрос был намного сложнее, чем кажется. Под устремленным на меня взглядом Амира, который вдруг сделался пристальным и требовательным, как взгляд учителя, ждущего от ученика ответа, я молчал довольно долго, не переставая размышлять, пока все частички паззла в моем мозгу не стали наконец на свои места.
— Тогда я отвергну этот обман, — произнес я решительно, посмотрев ему в глаза. — А может быть — раскрою на него глаза всем, кому смогу.
Наш с ним зрительный контакт длился довольно долго, прежде чем Захери сделал то, что казалось для него необычным — отвел глаза в сторону. Твердость черт его лица разгладилась и приобрела обычные для него мягкие, задумчивые формы.
— Тебе будет сложно в это поверить, — изрек он наконец. — Но я ждал, что ты придешь. Задолго до того, как узнал о твоем приезде в Ваху.
Промолвив это, он глубокомысленно посмотрел на меня.
— Ты считаешь судьбы людские лишь цепочкой случайностей, Димитрис?
— Привык так считать. Если честно — теперь я уже ни в чем не уверен.
Амир удовлетворенно кивнул.
— Случайностями многого не объяснишь, друг мой. Уж точно ими не объяснишь такие события, как эта наша с тобой встреча. Что влекло тебя сюда? Уж наверное не рациональность. Ведь у тебя не было ни малейших причин ждать, что я смогу чем-либо помочь тебе в твоей борьбе.
— Я пока не очень понимаю, о чем ты говоришь, Амир.
— Я покажу тебе, — пообещал он. — Но вначале я кое-что расскажу.
§ 39
На этот раз Захери молчал довольно долго. Казалось, он все еще сомневается, стоит ли произносить то, что он собрался. Несколько раз он бросал ищущий взгляд на полоску света меж створок окна — будто мысленно просил подсказки у Всевышнего.
— Это случилось после окончания войны, весной 93-го, — заговорил он наконец.
Его глаза покрыла едва заметная пелена, которая появляется, когда человек уносится своими мыслями куда-то далеко в прошлое или будущее.
— Я был здесь, в Вахе. Жил затворником. Изучал Коран. Иногда читал молитвы в мечети, помогал местным жителям в их духовных делах. Уже долгое время я не имел никакого отношения к движению Сопротивления, да и вообще к мирским делам. Я не следил за новостями. Не пользовался коммуникатором. Собирался прожить так весь остаток своих дней.
Неслышно вздохнув, он продолжил:
— Но я знал, что за мной придут. Я не верил, что спецслужбы Содружества забыли обо мне. Я знал — после того, как евразийцы были побеждены и вынуждены были подписать мирный договор, ничто не мешало спецслужбам получить ко мне доступ. И однажды — это произошло.
Я недоверчиво уставился на Амира.
— Я ожидал, что это произойдет тихо, без излишних церемоний, — продолжил рассказ он. — Я жил тогда один. Со мной тогда еще не было даже Руфи. Местные жители уважали меня. Но в смутные послевоенные времена никто из них не решился бы за меня заступиться. Да я бы и не позволил им сделать этого. Ничто не стоило оперативникам спецслужб ворваться сюда, связать меня и закинуть в багажник своего автомобиля. Либо просто задушить меня, зарезать или застрелить. Многие в Сопротивлении именно так окончили свои дни. Мысленно я подготовился к этой участи. Готов был принять ее смиренно. Но все случилось совсем не так, как я полагал.
При этих словах его лоб прорезало еще больше морщин.
— Однажды ко мне в дверь постучался пожилой мужчина. Ему было за шестьдесят. С первого же взгляда на него было понятно, что он тяжело болен. Он был очень худым. Лицо пожелтело и осунулось. В глазах были видны следы постоянных болей. Он выглядел как уроженец этих мест. Но что-то неуловимое делало его не похожим на здешних жителей. Он посмотрел на меня с порога странным взглядом. Будто он очень хорошо меня знал. Хотя я никогда в жизни его не видел. Лицо его прорезала странная усмешка. В ней было что-то властное, холодное и надменное. Но железная воля, легко проглядывающаяся за этим взглядом, была надломлена телесными и душевными страданиями, которые этот человек явно испытывал.
Амир на секунду замолк, как будто вновь увидев перед собой описанного им человека.
— Он сказал, что пришел ко мне. Сказал, что его зовут Карим. Карим Рамади.
Я нахмурился.
— Рамади?! — переспросил я недоверчиво.
Захери грустно усмехнулся.
— Да, Димитрис. Тот самый.
Имя, произнесенное Амиром, было мне известно еще от Ленца. Рамади занимал пост заместителя директора СБС двенадцать лет — с 81-го по 93-ий года, благополучно «пережив» за это время трех директоров, которые менялись в зависимости от различных политических веяний и обстоятельств. Ленц был убежден, что Рамади — один из самых влиятельных личностей в мире спецслужб.