Новый мир. Книга 5. Возмездие

Некоторое время Донни молчал. Пристально вглядывался в фото. В его глазах скользило выражение, в котором было слишком много граней и тонких оттенков, чтобы его вообще можно было описать. Затем он поднял на меня пристальный взгляд.

И сказал лишь одно:

— Спасибо.

§ 25

Залитые заходящим солнцем дорожки в парке, раскинувшегося посреди Лидинге, уютного пригорода Стокгольма, были припорошены снежком. Редкие снежинки — фигурные, как с детской картинки — продолжали сыпаться с неба. Практически полный штиль нивелировал ощущение сильного мороза. Пусть щеки и краснели, а изо рта валил пар, все равно приятно было бы пройтись этим вечером под сенью здешних сосен. Хотелось запустить ладонь в ближайший сугроб, слепить снежок и запустить куда-нибудь, ощутив по приятному покалыванию на коже, что ты все еще жив.

Мне сложно было поверить, что на дворе 3-ее марта 2096-го года. Прошло без двух месяцев два года с того дня, как я покинул Стокгольм, выписавшись из госпиталя имени Святого Луки, в новом для себя статусе безобразного, безработного ветерана и инвалида войны. Подумать только — меньше двух лет! А мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Заведующий отделением доктор Перельман, физиотерапевт доктор Слэш, медсестра Ульрика Кристиансен — их лица и голоса казались отголосками далекого сна.

Этот город и его жители были добры ко мне. Здесь меня буквально вытащили с того света, собрали по кусочкам мое тело, научили сопротивляться наркозависимости. И вот я вернулся. Но вовсе не для того, чтобы отплатить Стокгольму сторицей. Увы, не для того, чтобы рассказать Перельману, что спасенный им человек сделался праведником или героем.

Бывает, что жизнь, спасенная врачами, становится чьей-то смертью. Бывает, что смертью многих. Докторам повезло, что они не видят будущего пациентов, лежащих на их операционном столе. Будь они способны подбить реальный и окончательный баланс жизней и смертей, который принесли в мир их золотые руки — быть может, некоторые из них перестали бы лечить вообще.

— Он выдвигается, — услышал я сосредоточенный голос Лейлы в наушнике.

Мы с Донни, сидя на лавочке в парке в дутых куртках с капюшонами, обменялись кивками. На сетчаточных дисплеях мы видели стрим с камеры, установленной на бинокле Ронина Хуая, ведущего наблюдение за таунхаусом, где жил Хессенхоф.

Бинокль работал в режиме тепловизора. Это позволяло видеть, как некрупный мужской силуэт встает из-за рабочего стола в своем кабинете на втором этаже таунхауса и спускается по лестнице вниз — в просторный зал, откуда доносятся звуки бодрой музыки и ритмичные возгласы фитнесс-тренера.

— Уходишь?! — выкрикнула запыхавшаяся женщина.

Ее излучавший тепло силуэт, хорошо подсвеченный тепловизором, интенсивно махал руками и ногами, повторяя движения, которые проделывала другая, более спортивная женщина на экране, куда был устремлен ее взгляд.

— Срочная работа, — ответил ее муж.

Жена не удивилась его уходу в вечернее время. Видимо, так случалось часто.

— Возьми с собой поужинать! Хочешь, я упакую тебе?!

— Ты, как всегда, сама заботливость, котенок. Но у меня еще осталась на работе половина сэндвича, который ты мне положила с утра.

— Не напивайся кофе на ночь глядя!

— Как скажешь. Поцелуй от меня Марту на ночь.

Каждый миг, когда до моих ушей доносился этот голос, я ощущал нечто очень странное. В памяти всплывал голос, который казался не похожим на этот — бесстрастный, ледяной и бездушный, похожий на завывание лютой метели или на стук крышки гроба, которая захлопывается у тебя над головой. При звуках этого голоса, несмотря на его мягкий тембр, охватывала дрожь. Ведь ты понимал, что нечего надеяться на сочувствие, понимание или милосердие. Что ты для него вообще не человек, а подопытная крыса. А твои страдания или твоя смерть — лишь часть эксперимента.

«Я хочу посмотреть, как этот генетически модифицированный организм отреагирует на усиленную стимуляцию…»

«… это лишь тестовый материал. «Валькирия» таит в себе практически неисчерпаемый потенциал…»

«Каждого, кто не в состоянии сдержать дрожь, строго накажите…»

«… приговор предстоит незамедлительно привести в исполнение. Сейчас вы это увидите».

«Неужели это действительно он?!» — в замешательстве спросил я у самого себя. — «Неужели может быть, что монстр, совершенно хладнокровно замучивший и убивший своими экспериментами сотни людей, а тысячам — сломавший жизнь, живет в слащавом пряничном домике в тихом шведском городке, называет свою жену «котенком», говорит с ней о чертовых сэндвичах, просит поцеловать на ночь свою дочь?! Как, чёрт возьми, у этого дьявола во плоти вообще могла родиться дочь — невинный, беззащитный человечек, который называет его «папа»?!»