Новый мир. Книга 5. Возмездие

Ответ, столь же дурацкий, был правильным. Секунду спустя дверь отворилось — и передо мной предстало лицо коротко стриженного парня лет двадцати пяти. Мне понадобилось время, чтобы узнать его. Серо-голубые глаза, которые я привык видеть затуманенными яростью или отупением, были теперь вполне ясными. Правда вот, белки глаз были покрасневшими, а под ними пролегали темные круги, похожие следы от хронического недосыпания. Парень выглядел осунувшимся и нездоровым.

— Капитан, — тихо произнес он, ощутимо волнуюсь.

— Донни? — недоверчиво переспросил я.

Смущенно кивнув, бывший легионер, с которым я когда-то познакомился в реабилитационном центре «Тихие сосны» в 93-ем, жестом предложил мне войти. Через минуту я уже сидел на кресле у окна в маленькой, бедно обставленной комнатушке. Парень присел на кровать рядом со своим рюкзаком, который он еще не успел распаковать.

— Понимаю, вряд ли вы ждали меня здесь увидеть, сэр. Последний раз, когда мы виделись, вы как следует накостыляли мне и этому засранцу Питу Хендриксу в «Доброй Надежде». Жаль только, что пожалели. Надо было бить нещадно. Может, дурь бы из меня быстрее вышла.

— Ты в завязке? — сразу перешел к делу я, вглядываясь в движения парня.

— После той самой взбучки, да еще и когда я узнал о смерти Питера Коллинза — в тот же день я послал ублюдка Хендрикса под три черты. Сказал себе: я слезу с этого дерьма, как в свое время слез ты! Стану снова хозяином своей жизни!

— Почему ты не связался со мной? Или с кем-нибудь еще из клуба? Тебе бы помогли.

— Я знал, что вы примете меня даже после всего, что было. Но мне было стыдно. Чем больше я отходил, тем яснее понимал, каким сукином сыном я был, что я творил вместе с этой паскудой Питом. Я не мог заставить себя посмотреть в глаза тебе и мужикам. Просто не хватало духу.

Донни смущенно уставился в пол. Затем продолжил:

— Я решился лишь тогда, когда услышал о собрании «носка». Вы, наверное, не видели меня в зале Китайского театра. Я был в задних рядах, не высовывался. Боялся, что меня узнаете вы, или Чако, или Илай. Но я выслушал вашу речь от начала до конца. И в тот момент я понял, что пойду за вами хоть на край света. Что я заставлю этих гребаных ублюдков ответить за то, что они сделали со мной, с вами, с другими ребятами. Ответить за «Валькирию». За все!

Губы Донни, бывшего бойца «Железного Легиона», решительно сжались.

— Я пошел вместе с другими на площадь Содружества, защищать людей. Но… вы сами там были. «Автоботы» нас раскидали. Меня буквально размазали по асфальту. Подержали пару суток в обезьяннике — и выбросили. Тогда я понял — время молчания и стояния на площадях закончилось. Суки, сотворившие все это с нами — порождение этой власти. И они никогда не будут наказаны, пока эта власть у них в руках. Сопротивление — единственный выход.

— Как ты попал к ним? Они не берут людей просто с улицы.

— У меня был знакомый, у которого был там знакомый… как-то так, — пожал плечами Донни. — Ясное дело, вначале мне до конца не доверяли. Поручали роль «пушечного мяса», охранника на массовых акциях. Но люди с настоящим боевым опытом в Сопротивлении очень нужны. Так что, когда я проявил себя на паре акций — меня записали в боевой отряд.

— Почему «Скандинав»? Я не знал, что ты родом оттуда.

— Мне сказали, что позывной необязательно должен быть тесно связан с моей настоящей личностью. Даже лучше, если он не будет у всех знакомых ассоциироваться со мной. Вот мне и пришло такое в голову. Наверное, из-за «Валькирии». Ведь Валькирия — это персонаж из северных мифов, так?

— Да, — кивнул я, удивившись, что он об этом знает.

— Я много читал в свое время, — скромно заметил парень.

Я вновь повернул вопрос к делу:

— Как ты нашёл меня?

Он посмотрел на меня, вздохнул, и признался:

— Едва я узнал, что вас освободили, я сказал себе — если только мне удастся найти вас, то я наконец найду в себе смелость, и скажу вам все как есть. Я прямо задал вопрос командиру своей ячейки. Выяснилось, что он знает другого командира ячейки. Тот — знает еще кого-то. Наверное, так по цепочке это до вас в итоге и дошло. Мне просто велели прибыть сюда, заселиться в эту комнату, и ждать.

— И что же ты хотел мне сказать?

— Что я очень сожалею о содеянном, — изрек парень, опустив глаза. — Это был не я. Не совсем я. Вы должны понимать это, сэр. Но я все равно виноват. Мне следовало бороться. И у меня были люди, готовые поддержать. Но я смалодушничал. Я не верил, что смогу. Не готов был к этой боли. Идея Пита сидеть на «чернухе» казалась меньшим злом. Это все равно не была настоящая человеческая жизнь. Но, по крайней мере, в ней не было постоянной ломки.

— Донни, на твоих глазах срывались многие ребята в клубе. Разве ты видел, чтобы я кого-то из них осуждал? Это может случиться с любым из нас. Мы все обречены с этим жить. Словно ходим по тонкому льду. Стоит ему дать хоть в одном месте трещину — и мы на нем не удержимся. Особенно если рядом нет того, кто поможет.

— Вы — не такой, капитан. Вы — по-настоящему сильный человек!