Читаем Новый мир. Конец эпохи [СИ] полностью

Новый мир. Конец эпохи [СИ]

После этих слов Лекс судорожно выдохнул и упал. В конце коридора послышался шум. Монстры выламывали двери. Времени почти не осталось. Воспользовавшись заминкой, я шмыгнула обратно к Лексу и, открыв пошире железную дверь, затащила его в проход.

Как только замок за нами захлопнулся, послышался вой и топот ног. Чудовища захватили третий этаж. Ухватив друга покрепче, я включила фонарик и потихоньку потащила мужчину подальше от жуткого места. Лекс был без сознания, но я все еще чувствовала, как бьется его сердце.

Было страшно. Монстры как оголтелые носились за стеной, время от времени ударяясь о металлическую дверь, а я еле передвигала тело друга. У меня начала кружиться голова, руки не слушались, все тело болело от перенапряжения, но я упорно шла к своей цели. В конце концов, в одном Лекс был прав: времени у нас почти не осталось. Пожар мог охватить здание в любой момент, а там не столько огонь был опасен, как дым. Против него у меня не было оружия.

— Жень? — послышался тихий голос мужчины.

— Да?

— Брось меня и иди.

— Так, мы это, кажется, уже обсуждали. Идем вместе. А там потом разберемся, что делать. Знаешь, я вот о чем подумала: тебе ведь не обязательно умирать. Ну обратишься, запрем тебя у Темыча, подкармливать будем. А после, может, лекарство найдем и вернем тебе прежний вид!

— Жень, это бред. Мертвых оживить нельзя!

— Ты это нашим друзьям за дверью расскажи! Да и откуда ты это знаешь? Вдруг все-таки есть способ!

— Тогда тем более не надо этого делать. Как я буду жить, понимая, что сожрал кучу людей?

— А я не дам тебе жрать других! Буду тебе консервы носить, живность всякую… Ты, кстати, как относишься к корейской кухне?

Послышался сдавленный смешок, а после надрывный кашель. Лекс начал задыхаться, кровь полилась у него изо рта. Я судорожно схватилась за мужчину, а он внезапно затих и посмотрел на меня серьезным взглядом. Лекс достал из куртки пистолет и вложил его мне в руку.

— Жень, ты знаешь, что делать.

— Нет! Мы сейчас дойдем до выхода, я найду какой-нибудь транспорт…

— Жень, у меня не осталось времени. Я…

— Нет, ты не умрешь!

— Все мы когда-нибудь умрем.

— Но не сегодня!

— Женя, хватит. Мое время истекло. Пора прощаться. Возьми пистолет.

— Нет…

— Я сказал — возьми! — рявкнул мужчина и снова закашлялся.

Я тут же подхватила его и положила голову Лекса себе на колени. Как только друга отпустило, он уже спокойнее продолжил:

— Давай, девочка, так надо, — сказал он тоном, каким обычно уговаривают маленьких капризных детей.

Я дрожащими руками взяла оружие. Из моих глаз брызнули слезы. Я начала всхлипывать, а друг снова стал успокаивать меня, как будто это не он сейчас умирал, а я.

— Эй, не надо так переживать! Все нормально. Я уже давно этого ждал. Зато я опять встречусь со своей семьей и хоть высплюсь нормально, без голосов в голове. Не бойся, просто сделай это!

— Нет. И не перебивай меня! Я сделаю это, только когда ты обратишься! Пока жив, я не стану тебя убивать.

— Ну ты и живодерка! Так хочешь посмотреть, как я корчусь в агонии? — усмехнулся Лекс, а потом тише добавил: — Жень, спой мне что-нибудь.

— Что?

— Спой, а то как-то совсем тошно. Немецкий знаешь? Помнишь песню “Солнце” моей любимой группы?

— Блин, нет, я не знаю немецкий! И этот кошмар петь точно не буду!

— Ну вот! Что ж ты за хомяк такой зловредный! Даже последнюю волю умирающего исполнить не можешь.

— Ну извини, давай лучше что-нибудь другое, — усмехнувшись, сказала я, утирая рукавом слезы.

— О, давай тогда колыбельную какую, что ли!

— Колыбельную?

— Ну да! Дочке же наверняка что-то пела, когда она малышкой совсем была.

— Ладно… Вот хорошая! Аня, когда была маленькой, ее очень любила.

Я откашлялась и тихо запела, стараясь не расплакаться:

— Ой мороз, мороз, мороз, не показывай нам нос…[1]

— Эй, стопэ! Давай только не про холод и стужу. Как будто мне этого при жизни не хватало! Ты еще вспомни, что зима близко и сказку про Белых ходоков расскажи[2]!

— Блин, тебе не угодишь! Ладно, давай что-нибудь другое. Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…[3]

— Жень, ты издеваешься? Меня и так всего искусали, живого места на мне не оставили, так зачем еще петь об этом?

— Прости, не подумала. А можно не колыбельную? А то я потом ее Ане петь не смогу.

— Так она у тебя вроде взрослая. Ладно, валяй что-нибудь другое! Но только не про холод и зубастых тварей!

— Хорошо. О, вот нормальная песня! Мне она когда-то очень нравилась. Скину пепел со старых ботинок своих. Я устал, путь был долог и труден…[4]

— Жень?

— Что?

— А не эту ли песню мы слушали, когда на нас впервые колобок напал?

— Хм…

— Жень, не пой, пожалуйста. Ладно?

— Почему?

Лекс не ответил. Он резко дернулся, а после грустно посмотрел на меня и чуть слышно прошептал: