2 “У меня разногласия с советской властью чисто эстетические”, — обронил однажды Андрей Синявский. Меня, раскаленного антикоммуниста, эта его фраза, помню, шокировала. Теперь, когда в силу естественных причин такая раскаленность угасла, я лучше понимаю, что он имел в виду. И солидарны с ним могли быть многие литераторы, которых не печатали потому, например, что они не были “реалистами”.
3 Догадываюсь, что отчасти замешана тут фонетика:
4 Иванов Георгий. Собрание сочинений в трех томах, т. 3. Мемуары. Литературная критика. М., “Согласие”, 1994, стр. 514.
Умершее зерно
Надежда Улановская, Майя Улановская. История одной семьи. Мемуары. СПб., “Инапресс”, 2003, 464 стр., с ил.
Это — революция.
Прежде всего — тон. Рассказ. Беседа. А вот еще был такой случай. А вот еще… Время от времени — резкая констатация факта: “В общем, суки они — иностранные коммунисты”. Бескомпромиссность вспоминающего человека в сочетании с разговорной интонацией создает необходимый эффект.Доверительности? Нет, не то слово. То есть доверительность тоже имеет место быть, но что-то другое создает обаяние текста. Главный герой? Анархист, советский контрразведчик, зек, персональный пенсионер, в доме у которого “гнездо антисоветчины”, — да, Александр Петрович Улановский, которого близкие друзья зовут Алеша, на редкость обаятелен.