Путевые очерки хорватского писателя и драматурга о России добирались до российского читателя восемьдесят лет. Несмотря на то что в 1925 году Крлежа был убежденным коммунистом, а в его книгу входит апологетическая глава о ленинизме и ленинском свете, пронзившем “тьму европейского горизонта”. Именно эта глава и была опубликована в СССР, но не более. С “Поездкой в Россию” произошло то, что часто случается с литературой заведомо неконъюнктурной, свободной от подтягивания фактов под готовые идеологемы — иначе говоря, литературой искренней. Книга оказалась затерта льдинами советской идеологии (для эпохи развитого социализма очерки Крлежи выглядели слишком непредвзято) и постсоветской — когда восхищение симпатичными бородатыми лицами русских революционеров, глядящими с фотографий Музея революции, и убежденность в том, что Россия в 1925 году не голодала, звучали дико.
Но нет, все наблюдения Крлежи есть лишь следствие полного доверия увиденному, хотя и овеянного влюбленностью в новую Россию. А потому и жизнь московских театров, в которые приходят теперь мужчины в черных косоворотках и женщины в красных якобинских косынках, и московские улицы, и Красная площадь, и Кремль — все воспринято этим очарованным странником как длящееся волшебство: “Но вид с кремлевских укреплений на сверкающее Замоскворечье с трепетными черточками зеленых газовых ламп, с боем часов на отдаленных башнях где-то на равнине, — этот вид остается неповторимым и распахнутым, как российские пространства. <…> По плоской поверхности слегка изогнутых мостов скользят, рассыпая искры, лиры трамвайных дуг. <…> Над куполом Сената вьется и лижет тьму алое знамя; красный лоскут в ярком свете прожектора напоминает прорывающиеся языки пламени. Эта режиссерская находка воспринимается как символ, осеняющий все восемнадцать башен Кремля, да и весь город”.
И эта проговорка про “режиссерскую находку” выдает Крлежу с головой: человек театральный, он и в России чувствовал себя немного зрителем, свидетелем великого действа, озаренным сиянием “Прометеевой вечности”. В этом сиянии бесчинства ГПУ и русская нищета были просто невидимы.
Т. А. Бернштам. Приходская жизнь русской деревни. Очерки по церковной этнографии. СПб., “Петербургское Востоковедение”, 2005, 416 стр. (“Etnographica Petropolitana”).