Деревенские дети и мы с ними, как только сходил снег, а земля была еще ледяная, выбегали босиком на улицу и играли в лапту. Домой прибегаешь — ноги красные, как у гуся, сразу на печку. Мы, любопытная детвора, всегда спрашивали, кто что сегодня ел. Большинство дружно отвечали — щи из
кряпивы,мы тоже питались в основном такими же щами, только, может быть, у них в щах была еще и картошка, у нас ее не было. Просидев всю зиму голодными на печи и выскочив на ледяную землю по весне, никто из нас и из деревенских ребят никогда не заболевал.В это лето жили как-то полегче, чаще привозили в школу хлеб, добрая продавщица давала хлеб под зарплату, и не только нам. У нее был список учителей, и она записывала, сколько кто должен. Каждый раз с дрожью дожидаешься своей очереди, не зная заранее — запишет она или нет (очень больших должников она уже не записывала и хлеб просто убирала с весов). Вот стоишь, она взвешивает и называет рубли-копейки. И ты тихонько говоришь: “В тетрадку”. И если она берет тетрадку и записывает, в душе буря радости! Хватаешь хлеб, корочку в рот — и домой.
В доме часто бывало молоко, и даже одна женщина-почтальон по пути в Михайловское за почтой заносила маме мед: “Уж больно ты худа”. Денег никогда не брала. Мама всегда все делила поровну на пять частей, без учета возраста. Для меня всякая дележка заканчивалась тем, что мне казалось, будто я выбрала самый лучший кусок, но как только я его съедала, я была абсолютно уверена, что кусок, лежащий рядом, был намного больше и лучше. И так, наверное, у всех нас, детей.
Я страшно любила залезать на деревья, меня и звали Кларка-коза. Иду к подружке. А ее отец удивляется: “Клар, что же ты идешь через калитку — не видишь, вон же забор!” Он всегда так шутил, любил меня, каждый раз давал кружку молока — пей, козочка! Я стеснялась, но пила.
А зима 1940/1941 года была такой же жестокой и голодной. Одежды — никакой. Мама ходила в класс в чем-то похожем на телогрейку, подпоясывалась единственной не драной вещью — вафельным полотенцем. Мы им по утрам вытирали лицо и руки и отдавали ей. У нее была заветная мечта — иметь бурки с галошами. Как она сумела одна сохранить четырех малых детей в то страшное время — это чудо.