Новый Мир ( № 1 2010)

Тексты раздела радуют качеством рифмы, как внешней (например, «ласкали — оскале», «лесов — колесо», «вокзал — коза»), так и внутренней, сочетающейся с аллитерацией («Пространств зияющая пасть — / Над пропастью равнины русской, / В которой запросто пропасть…» — из текста «Ау, грохочущие дали…»). Орлицкому хорошо удаются зарисовки меняющегося «пространства» с его местечками типа Ковылкина и городами типа Тамбова и Воронежа (например, хорош текст «Кукурузное поле под тусклым фанерным дождем…»), равно как и дорожные сценки: «Американец апельсины жрал / И гоготал, как лишь они умеют. / Мужик горластый, думая, что немец, / Ему про День победы объяснял» («Дорожная сценка»). На это накладываются перипетии литературной жизни, что наиболее ярко выражено в тексте «Литература и жизнь» (в этом тексте имеет место переход от силлаботоники к свободному стиху), в котором при описании поездки в «мерзлом составе „Столица — Тамбов”» в качестве персонажей фигурируют поэты «Витя Зуев» и «Макаров-Кротков» и поэтессы «Стелла» и «Юля». Культурные знаки, рассыпанные по всей книге, в этом разделе проявляются изящными центонами, как, например, в одном из лучших текстов раздела — «Молчал, скрывался и таил…». В этом стихотворении Орлицкому удалось передать то, что обычно называют муками творчества, заканчивающимися состоянием катарсиса.

Наиболее интересный раздел книги — последний, «Циклы». Здесь собраны тексты, поэтика которых не позволила поместить их ни в раздел «Верлибры», ни в раздел «В рифму». Вышеупомянутый текст «Памяти Генриха» не помещен сюда, к другим смештеховским текстам, видимо, только по причине небольшого размера, поскольку в этом разделе все тексты довольно длинные. С другой стороны, не вошли сюда и тексты «Ершалаим» и «Из Венеции» (последний текст почему-то не указан в содержании), представляющие собой связанные одной темой серии верлибров, — видимо, в силу того, что могут быть классифицированы как поэмы. Самый сложный из находящихся здесь смештеховских текстов «Больной скорее мертв, чем жив!» Арсен Мирзаев в своем предварении «рискнул назвать… сверхповестью», «трагикомическим скетчем». Если же говорить о поэтике этого текста, отталки­ваясь от понятия гетероморфного стиха (при развертывании текста стих произвольно меняется от свободного до всех видов метрического), то можно предположить, что речь идет о расширении рамок неупорядоченности до появления визуальных и прозаических фрагментов.