Новый Мир ( № 1 2010)

Валентина Полухина — тогда аспирант Эдинбургского университета, изучающая экспериментальную фонетику, — познакомилась с Бродским в 1977-м. До получения поэтом Нобелевской премии оставалось ровно десять лет. «После свидания и знакомства с Бродским я поняла, что должна сменить тему, что должна заняться его поэзией. И поскольку я скорее лингвист, чем филолог, то предметом моего профессионального интереса стало исследование метафор в поэзии Бродского»[18]. Метафора — орудие и одновременно суть поэтического языка, а язык, как не раз говорилось на презентации книги в Москве, пишет поэта! Именно так, а не наоборот. Собственно, по Бродскому, поэзия и есть, указывает Полухина в работе «Грамматика метафоры и художественный смысл», не «лучшие слова в лучшем порядке» (по Кольриджу), а «высшая форма существования языка», живой организм, творящий, синтезирующий сам себя. Литературоведение, однако, не синтез, но анализ, на основании которого можно, скажем, узнать, что «инверсия, порою тяжелая инверсия, — отличительное свойство синтаксиса Державина, Хлебникова, Маяковского и Бродского»[19]. Что «прием выделения компонентов метафоры в самостоятельные предложения сближает Бродского с Цветаевой»[20], хотя метафоры Бродского «в отличие от <…> [Хлебникова, Маяковского и Цветаевой] никогда не мотивированы фонетикой»[21].

Указание на футуристические корни поэтики Бродского сейчас уже никого не удивит. Но не будем забывать, что каждое общеизвестное утверждение было проговорено кем-то впервые. В данном случае этим первым стала аспирант Эдинбургского университета Валентина Полухина, охватившая своим исследованием «все метафоры и сравнения Бродского из стихов, опубликованных в пяти поэтических сборниках, изданных в США»[22]. Кстати, именно на основании этих работ «по предложению Ю. М. Лотмана был составлен Словарь тропов Бродского (на материале сборника „Часть речи”)».