Новый Мир ( № 1 2010)

Книга недавно скончавшегося философа, востоковеда, писателя, «протеически многоликого» — как назвал его один хорошо знавший его человек — и притом очень цельного мыслителя Александра Пятигорского делает шаг за пределы сложившейся традиции осмысления масонства во всех ее составных частях, добавляя к ней еще не бывший угол зрения.

Эти составные части — к которым, похоже, все и сводится — редактор русского издания книги и первый русский рецензент ее английского варианта (1997) историк Кирилл Кобрин еще восемь лет назад описал как «масонские памфлеты, антимасонские памфлеты и „позитивистские” работы, декларирующие свою „фактологическую”, „научную” направленность». Вторая и третья разновидности текстов принадлежат, по мысли Кобрина, как раз перу тех, кто «боится вольных каменщиков», а потому и выстраивает защиту против них, хотя бы и в виде научной объективности — всегда так или иначе имеющей подтексты разоблачения. А Пятигорский никого не боится — и потому позволяет себе неслыханную роскошь: не занимать вообще никакой позиции. Ни антимасонской, ни тем более промасонской. Он просто описывает это явление — как всякое другое.

Ждущие разоблачений и сенсаций будут разочарованы (и уже, судя по отзывам в Интернете, не раз бывали). Впрочем, ждущие полноты описания предмета — пожалуй, тоже. Пятигорский пишет о масонстве, не обращая внимания на такие его традиционные характеристики в массовом сознании разного уровня, как одиозность, таинственность, метафизические подтексты и прочие страхи перед «вольными каменщиками». Если только, правда, эти страхи не принимают форму интеллектуальных конструкций. С этим Пятигорскому уже интересно работать.

Ему, философу, интересна не столько фактическая сторона дела (что не мешает ему быть педантически-точным в ее передаче), сколько смысловое устройство и тот смысловой след, который «дело» — чем бы оно ни было — оставляет в истории. Тут он действительно становится историком, но — историком идей. И не в меньшей степени — их феноменологом: описателем того, как они организованы. Он дает очень подробную смысловую карту предмета, представляя масонство — а также его неприятие оппонентами — «как определенный тип самосознания». Он отказывается от обсуждения «фактической верности или неверности» разного рода про- и антимасонских утверждений, просто принимая такие утверждения «как симптомы мышления их авторов».