Новый Мир ( № 1 2012)

«Александр Генис:Хвостенко было все равно, где жить, мне кажется, что у него никогда даже паспорта не было. Он где останавливался, там и пускал корни. В этом отношении Хвостенко был „христоподобной” фигурой, потому что он был не от мира сего. Я хорошо знал Алексея и очень любил его, как все, кто его знал. Я вообще не знаю человека, который его не любил. <…> От него исходило такое обаяние, что когда в 79-м году он приехал в маленький новоанглийский городок на Фестиваль нон-конформистского искусства, то он захватил весь город: в выставочном зале демонстрировались его картины, которые назывались „Упражнения в дзен-буддизме”, в театре шел спектакль по его пьесе, написанной вместе с Анри Волохонским, „Пожарный выход”. Кроме этого он еще устроил инсценировку „Москва — Петушки” и научил пить водку несчастных студентов из городка Норс Хэмптон. Когда он выходил на улицу, светофоры менялись на зеленый свет — он был самым популярным, он мог стать мэром города, его все обожали. И все время, сколько я встречал Хвостенко, он всегда пел свои песни, его невозможно было себе представить без этой музыки, которая проникла вглубь, я бы сказал, русской души, потому что Хвостенко уже с букваря начинается, по-моему, теперь — и творчество его вместе с Волохонским, написанные ими песни стали настоящим фольклором.

Соломон Волков:Вам не кажется, что он был настоящим русским анархистом по своей сути?

Александр Генис:Хиппи он был в первую очередь, просто хиппи. А ведь хиппи и есть русский анархист.

Соломон Волков:Он был при этом достаточно, по современным меркам, политически не корректным человеком, и в качестве образца (в данный момент) не вполне политически корректной, довольно мизогинистской песни я хочу привести его знаменитую „Орландину”, которую я причислил бы к шедеврам Хвостенко».

 

Александр Генис.Контакт. — «Новая газета», 2011, № 115, 14 октября.

«Всему хорошему в СССР меня научили братья Стругацкие. Я их читал, сколько себя помню, не переставая любить, но за разное. Ребенком они мне нравились, потому что обещали светлое будущее. Когда я вырос, мы вместе с авторами перестали в него верить. Сейчас я их люблю за то, что светлое будущее все-таки было».