Тебя, брат, Он, выходит, не помиловал. Он предназначил тебя не себе, а истории. Она призвала вас, она вложила в ваши сердца ослепляющий огонь и ярость, заставив взять в руки оружие, вы послужили идеальной смазкой, когда история захотела чуть-чуть шевельнуть своими старыми суставами… Кровь для старушки-истории! Что ж, ваши жизни не пропали даром: история принесла свои плоды… Может быть, они оказались горькими. Или мелкими. Может быть, вы вообще мечтали о чем-то другом. Но не о пуле же? Вы не ошиблись, вы просто сделали свой выбор, он оказался человеческим, слишком человеческим. Я убежден, где-то по ту сторону фронта, с той стороны зеркала, есть такое же кладбище, переполненное такими же красивыми парнями, связанными и, можно сказать, породненными с вами узами кровной ненависти, за которую они тоже заплатили жизнью. Выиграл ли кто-нибудь в результате? Сомневаюсь… Проиграл? Несомненно: ведь в сердцах ядовитым цветком расцвела ненависть…
Проклятие ненависти висит над миром.
Дождь.
На аллее шахидов было так пусто, что на миг показалось, что это — кладбище забвения, что аллея никому не нужна, кроме безутешных вдов и матерей. Разумеется, здесь все не так по большим национальным праздникам, когда под сенью национального флага…
Капля дождя снова попала в лицо, и я опять размазал ее по щеке.
— Как ты? — спросил Азер, впервые внимательно заглянув мне в лицо.
— Ничего, — сказал я. — Только я не был готов к этой встрече… с ними…
— Может быть, заедем пообедать? — предложил он.
Внизу старые краны нефтяного порта, который в недалеком будущем подлежал сносу, заскрипели так, будто приоткрывались адские ворота.
— Пора ехать отсюда.
— Хочешь перекусить?
— Нет. Раз уж мы здесь, я хотел бы поехать в какой-нибудь пир
[16] и снять… это ощущение…— А-а, — понял Азер. — Я тебя отвезу…
Мы сели в машину.
На этот раз ехали другим путем, я понял, что где-то рядом была резиденция президента, потому что Азер сказал, ткнув в какие-то девятиэтажки, что их будут сносить — слишком близко от резиденции, «через забор заглядывают». Я заметил вдруг, что город роскоши, к которому я привык внизу, исчез куда-то. Здесь, наверху, немало было старых советских «коробок», у которых, надо признать, был довольно жалкий вид.
— А война… — осмелился спросить я. — Она кончилась?
— Нет, покуда армяне занимают Карабах
[17]…— Но военные действия… Они больше не ведутся?