Резко встал и, покачиваясь, пошел по проходу. Под потолком загорелось табло, мигнули лампочки. Я вспомнил, что-то похожее, с падением автобуса в реку, действительно случилось у нас в середине девяностых. Повернулся к ней, чтобы спросить. Но она, прикрыв голову пледом, дремала.
…В полумраке салона светился монитор. Летели над Афганистаном, внизу на земле мерцали тусклые бляхи света. Одинаковые, круглые. Они лежали сотнями, тысячами — как медузы в ночной воде.
И светились ровным голубым светом.
8
Чиновник вернул документы, контроль закончился.
Мокрый от пота, я сел на лавку — когда лицо сверяют с паспортом, чувствую себя самозванцем.
Встретились у багажной ленты.
— Смотри!
Герб Таиланда напоминал фиолетовое насекомое.
“Ощущение, что сунул в штаны не паспорт, а жука-скарабея”.
На ленте показался наш чемодан. Такой же беспомощный, как и вчера, в Москве.
— Сутки прошли, а кажется, вечность. — Она шла к зеленому коридору.
В зале прибытия дребезжали под потолком вентиляторы. Воздух ледяной, волглый. За окнами пальмы, весело и как-то неуютно. Тревожно.
— Ну что мы как дураки в свитерах. Лето на дворе!
Чемодан развалился надвое, она влезла в шлепанцы. Я снял куртку, нацепил сандалии. Пока укладывал обратно, успела куда-то испариться.
“Что за манера”. Я стал панически озираться.
“Вечно исчезает, не сказав ни слова!”
В белых рубашках навыпуск, таксисты делали ей приглашающие жесты.
— Но я уже обо всем договорилась! — возмущалась. И с ужасом: — Ты что, бросил наши вещи?
Я усадил ее на чемодан.
— Сиди здесь и не двигайся. — Сунул поводок от багажа.
— Хорошо, мой белый господин.
Переходы от импровизации к покорности происходили у нее головокружительно быстро — сказывалась актерская привычка.
Стоя у обмена денег, обернулся — она по-прежнему сидела на чемодане. Спина прямая, вид независимый. А рядом вчерашний, машет и смеется.
— Куда вы пропали? Мы же договаривались! — Он сунул мобильный в карман.
— Добро пожаловать в Таиланд!
Роль опекуна ему нравилась. От ночных откровений ни следа. Маленькие глазки излучают участие.
— Зря менял, здесь курс грабительский, — ввернула жена.
Общий язык они уже нашли.
Тем временем к нам подошел тихий таец, они перекинулись на местном, и мы двинулись к выходу, где ждала машина. Уличная жара придавила. Пахло выхлопами и выпечкой, горячим бетоном. Гнилью. Я попытался вспомнить Москву, но она отодвинулась в дальний угол сознания и скукожилась там, как желудь.
— Это рай? — Я махнул в сторону пыльных курятников.
— А вы что хотели? Париж?