Новый Мир ( № 10 2007)

Простите меня: я так давно Вам не писал. У меня многое произошло в жизни — потому, что многое произошло в жизни одних моих здешних друзей, очень дорогих для меня: я боялся большого несчастья, а одним несчастьем я уже несколько лет как пришиблен, и теперь мне было трудно о чем-нибудь думать, кроме этого. Я был года четыре тому назад, так сказать, участ­ником одной семейной жизни, едва не женился, но все вышло неудачно, и я теперь как-то особенно дорожу той силой и прочностью, которая бывает в отношениях между другими в таких случаях, и отношениями между этими моими друзьями особенно, всей сложной цельностью таких отношений. Есть жизни, которые больше стоят внимания, чем моя, и когда наступает критический момент в этих жизнях, следует перестать интересоваться предпочтительно своей. Кстати, Вы, конечно, правы насчет личного совершенствования, осуждая его: обычно совершенствуются из эгоистических соображений. (Вы правы об этом и в “Провинциальных записках”.) Хотя я думаю, что совершенствоваться можно из любви к Богу, ради него, или из любви к миру. Мое совершенствование, конечно, отчасти эстетическое, и эгоистическое, отступническое. И особенно радоваться этой своей брезгливой неудовлетворенности у меня нет права: надо непременно принять жизнь (и ее попытаться исправить), а не отворачиваться от нее. Все-таки индивидуализм есть зло, и мы неверно понимаем свободу, если из-за нее настаиваем на своей обособленности от мира: надо именно наполниться миром. Помните у Мандельштама “Раковина”: “Туманом, ветром и дождем”1.

Но Вы индивидуалист, в “Провинциальных записках” особенно. “Слава, слава”. И я — тоже. Я всего больше люблю все-таки у Мандельштама не “Раковину”, а вот это:

Небо тусклое с отсветом странным —

Мировая туманная боль —

О, позволь мне быть так же туманным

И тебя не любить мне позволь2.