По смыслу, а главное — интонационно эта попытка автора объясниться с читателем близка к другому предисловию — возможно, лучшему стилистически и важнейшему идеологически тексту русской литературы, опубликованному в 1841 году: “Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. <…> Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых <...>. Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности! <...> Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?.. Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества! <...> Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж Бог знает!” (М. Лермонтов, “Герой нашего времени”).
Новый “садо-реализм” маркиза проявился еще в одной особенности — у де Сада на языке было то, что у всех на уме. С откровенно “падонкоффским” азартом он вербализовал “стыдные” элементы обыденности, отнесенные “общественным договором” за рамки упоминаемого вслух. Например, выведенный из сферы медицины и “срамной” интимности один из основных физиологических процессов — акт дефекации — стараниями маркиза не просто вошел в литературу, но и стал существенной частью философской системы.
Что касается собственно эротической составляющей его произведений, она зачастую скучна, как врачебная диссертация. Это и понятно: философия де Сада — первая полномасштабная и наиболее удачная попытка демифологизировать сексуальную сторону физиологии человека.