Новый Мир ( № 10 2009)

Излюбленный разговор в семье брата — о том, как отмечался у них какой-нибудь семейный праздник: сколько собралось гостей, каковы у них должности и звания их, какими блюдами угощала хозяйка… Рассказ этот завершался непременным итоговым замечанием:

— В общем, все остались довольны.

Между тем я перебрался на жительство из Осташкова в Великий Новгород. Деревенская натура моя тосковала: в одну сторону глянешь — серые стены соседних зданий, в другую — тот же вид; и в ушах неумолчный шум улицы. Мне так не хватало отрадно-природного: зеленой травки, песен жаворонка, шума лесного, стрекота кузнечиков в траве, ясных звезд на небе… В Новую Корчеву к матери я заезжал не без удовольствия: хоть и город тут, но чуть выйдешь на окраину — жаворонок поет, коростелик скрипит, иволга высвистывает…

Я решил вернуться сюда на постоянное жительство, чтобы совмещать деревенские прелести с городскими удобствами. К тому же так рассудил: матери вкняжествесвоем одной не управиться, с годами силы оставляли ее, хотя она была еще деятельна.

Поселился я уже не в старой, а в новой части города. До материного дома далеко: час ходьбы. Можно и на автобусе, но долго ждать, и народу всегда набивалось столько, что стоишь, случалось, на одной ноге, как цап­ля в болоте, затиснутый со всех сторон. Выберешься из автобуса весь помятый и потрепанный, кем-нибудь обруганный, — слава богу, хоть не побитый. Зато на улице Коммунистической истинно деревенский мир, столь отрадный для меня: травка зеленеет, ласточки щебечут, собачка у кого-то во дворе лает или петушок пропоет... и пахнет клейкими тополиными листочками или цветущей черемухой да сиренью…

Вернувшись в Новую Корчеву, я тотчас, не промедлив ни дня, приступил к реформированию материного хозяйства: выписал в лесхозе толстых досок — перестилать пол, а для замены ветхой изгороди — бревен, жердей, штакетника… И вот каждый день приезжал на автобусе или приходил пешком, азартно принимался за работу: копал ямы под столбы, выпиливал, вытесывал, выстругивал, красил…

Соперничество между мною и старшим братом, обозначившееся еще с давних детских лет, теперь продолжалось. Мы этак негласно соревновались, чьи дети добьются ббольших успехов на образовательном поприще. Я сознавал свое превосходство: мой сын учился в университете, а дочь в юридической академии; дочери же моего брата, подпираемые его почти профессорским авторитетом, едва-едва одолели порог провинциального пединститута, чтобы стать воспитательницами в детском садике.