Новый Мир ( № 10 2012)

“Дав трещину в фундаменте, здание современности начинает проседать. Множественные кризисы „позднего модерна” — кризис демократического участия, кризис социального государства, кризис образования и воспитания — имеют в общем знаменателе эрозию национального единства, утрату оснований морального консенсуса и социальной солидарности. Этим задана историческая повестка нового национализма. Если национализм „первой волны” был идеологией, в целом, революционной (он революционизировал общество, будучи новым принципом легитимности власти и, шире, новым принципом социальной картографии — я имею в виду членение социального и географического пространства на нации), то национализм сегодняшнего дня является скорее консервативной идеологией. Консервативной — в смыслевозобновления истоков, защиты основ, а не сохранения статус-кво”.

“Это повод вспомнить, что национальный принцип власти стал актуальным для нас примерно тогда же, когда и для остальной Европы. Но в силу разного рода превратностей оказался не вполне реализованным по сей день. Поэтому сегодня, в отличие от национализма других европейских народов, русский национализм не может ограничиться консервативной повесткой дня. Предметом его заботы является не только то, что возникло и подвергается эрозии (такая постановка вопроса для нас актуальна, например, в отношении национальной культуры), но также и то, чему лишь предстоит возникнуть (национальное государство)”.

Статья опубликована в журнале “Россия в глобальной политике”.

 

Кирилл Решетников.С любовью к словам. В сборнике “Книгочет” Захар Прилепин предлагает свою версию литературного процесса. — “Взгляд”, 2012, 9 июля <http://www.vz.ru>.

“Что касается идеологического месседжа, то одну из основ его составляет непреклонное оппонирование космополитам и хулителям „совка”. Писатели, оставшиеся в России, дали русской словесности больше, чем эмигранты; более того, при взгляде из нынешнего времени советская литература оказывается если не идеалом, то во всяком случае труднодостижимым образцом. Этот лейтмотив „Книгочета” (а следовательно, и прилепинской литературной публицистики вообще — ведь книга, напомним, собрана из разрозненных статей) не удивит тех, кто знаком с воззрениями писателя; удивить может, скорее, полное отсутствие воинственности в соответствующих фразах”.

 

Илья Риссенберг.“Поэзия как язык молчания”. Беседу ведет Андрей Краснящих. — “Лехаим”, 2012, № 8, август.