Новый Мир ( № 10 2012)

“Гастрономическая и кулинарная номенклатура (вкус, ингредиент, готовка, сервировка, etc.) без каких-либо видимых усилий проецируются и на механизмы создания художественного текста, и на его экспертный анализ, и на публичную репрезентацию. Гастрономические и кулинарные метафоры активно вторгаются в критические отзывы и разборы, настойчиво проникают в литературные дискуссии.Вкусная книга; сочные образы; новоиспеченный автор; хорошо/плохо состряпанный роман; книжный фастфуд; прожевать и переварить прочитанное— далеко не полный перечень типичных и часто используемых клише для определения и оценки явлений изящной словесности, причем не только в поточных газетных обзорах, но и в толстожурнальной периодике”.

 

“Эффективный — это не успешный, а никакой”.Издатель Борис Куприянов старается не общаться с людьми, употребляющими слово “быдло”. Беседу вела Ксения Туркова. — “Московские новости”, 2012, на сайте газеты — 27 июля.

ГоворитБорис Куприянов:“„Адекватно” — слово мне не очень нравится, но не могу найти ему адекватный (смеется) аналог”.

“Все эти „бабчата” и „пивасики”, которые так страшат моих коллег, демонстрируют безмерную любовь сограждан к материальному, приносящему удовольствие, но также показывают неуважение к ним. Повторюсь, язык реагирует на действительность. Он такой, какая и жизнь”.

“Я сам совершенно неграмотный. Делаю ошибки дикие”.

 

Я рассчитываю на непредсказуемый ход истории.Беседовал Роман Сенчин. — “Литературная Россия”, 2012, № 28, 13 июля.

ГоворитВалерия Пустовая:“Разочарования всегда следствие очарований. Никак иначе. Если бы я не считала, что Захар Прилепин крутой эссеист, вряд ли бы меня задело, что его роман „Черная обезьяна”, многообещающий в языковом отношении, разваливается на куски и сам не знает, чему посвящен и что ему делать с выведенной автором оравой детей. <…> И если бы не влюбилась в умный блог Сергея Кузнецова, разве была бы огорчена тем, как он в романе для подростков „Живые и взрослые” спекулирует на идеях, выраженных куда более тонко и художественно в его семейной саге „Хоровод воды”? Наконец, моя и вовсе любимая писательница Анна Старобинец, которая первые свои мистические вещи создала на таком раздраженном нерве, почти инстинкте ужасного, в романе „Живущий” вдруг взялась хладнокровно, логически сводить концы с концами, провалив, как мне кажется, вторую половину. Этот ее роман выстроен сложно — а звучит наивно. В более ранней повести „Домосед” было наоборот”.

 

СоставительАндрей Василевский