Новый Мир ( № 10 2013)

По словам самой Екатерины Симоновой[1]— в основе ее книги лежит «Часослов герцога Беррийского», иллюстрированная рукопись конца XV века. 12 миниатюр из рукописи — по месяцам года — легли в основу второй части книги «Часослов». Идея цикличности времени, идущего и не идущего одновременно, — для книги центральная. Тучное, плодоносное торжество жизни оказывается и торжеством смерти, потому что не только не все течет, не все изменяется — не меняется ничего. Классическое уподобление времени воде представлено в книге Екатерины Симоновой в двух ипостасях: время как колодец и время как канал. Колодец — бесконечно-конечное «о», время-зеро, если куда и ведущее, то только вглубь земли, в могильную глубь. Третья — кульминационная в смысловом отношении — часть книги называется «Софья, глядящая в колодец и видящая на дне мертвую звезду / голубя невинности». Софья — героиня книги — вполне живая и плотская женщина, но она же — и София, Премудрость Божия. Книга Екатерины Симоновой во многом построена на философии Владимира Соловьева, на символизме наследующих ему Андрея Белого (особенно) и Александра Блока. Софья-София, земная и небесная, смотрит в колодец и видит смерть, и смерть эта — ее отражение, она сама. Но и канал — текучая вода — оказывается наполнен все теми же летейскими водами, это венецианский Гранд-канал, он замкнут, он тоже — зеро.

 

… длинная женщина, что, опускаясь на дно

слезоточивой хрустящей солью,

напоследок успеет, ты знаешь, одно:

 

спеть букву «о» пузырьком ледяным,

защекотавшим узкие брови,

и это «о» исчезает как дым,

 

в воздухе белом, горизонтальном, пустом,

будто заброшенный дом под звездою,

лежащею — о, отраженно пластом.

 

Алексей Сальников. Дневник снеговика. Стихи. New York, «Ailuros Publishing», 2013, 40 стр.

Цикл стихов «Травы и приправы» из книги Екатерины Симоновой «Время» посвящен екатеринбургскому поэту Алексею Сальникову. Если знать стихи Алексея Сальникова, то на первый взгляд это посвящение выглядит если не диссонансом, то нарочитым штрихом контрастного цвета, на второй, более пристальный и от того более правдивый, это посвящение — интертекстуальная рифма, не только мостик, перекинутый из одного поэтического мира в другой, но и то, что говорит не о разности, а о глубинном сходстве этих миров.